24 
И на этот раз компьютер ответил, что ничего не имеет сообщить о некоем Говарде Мэппле, несущем службу в Багдаде.
Пресс-атташе спросила, удовлетворена ли я. Мне не хотелось больше ее затруднять, и я сказала, что ответ меня устраивает: «Наверно, он пользуется для нашей переписки своим вторым именем».
На самом деле я не была в этом уверена. Я не знала даже, имеет ли этот Говард Мэппл хоть какую-то связь с Мелвином. Мало ли американцев по фамилии Мэппл? На всякий случай я написала Говарду Мэпплу на иракский адрес, который был мне хорошо знаком:
Дорогой Говард Мэппл,
Извините за беспокойство. Дело в том, что я переписывалась с военным, который, как и Вы, несет службу в Багдаде, по имени Мелвин Мэппл. Я не имею от него вестей с мая 2009 года. Знаете ли Вы его? Может быть, Вы могли бы мне помочь? Заранее благодарна.
Амели Нотомб
Париж, 5/01/2010
Дней десять спустя мое сердце забилось чаще при виде конверта с моим именем, точь-в-точь похожего – во всем, вплоть до почерка, – на письма от Мелвина Мэппла. «Наконец-то я узнаю, что с ним случилось», – подумала я, радуясь, что друг нашелся. Сказать, что письмо меня удивило, – ничего не сказать.
Мисс,
Вы уже достали меня вашими бреднями. Этому педриле Мелвину я больше ничего не должен. Можете написать ему в Балтимор по адресу…
А от меня отвяньте на фиг.
Говард Мэппл
Багдад, 10/01/2010
Что ж, в выражениях этот Говард не стеснялся, не в пример корректному Мелвину. Это было тем более поразительно, что все, кроме тона письма, в точности совпадало: бумага, конверт и даже почерк один к одному моего друга. Это, впрочем, было объяснимо: я часто замечала, как похоже пишут американцы, – я говорю о старательном почерке, которому учат в некоторых школах, а не о беглом, безусловно, у каждого индивидуальном. Как бы то ни было, Говард мог не беспокоиться: больше я его не потревожу. Он сообщил мне главное: Мелвин вернулся в Балтимор, и даже его тамошний адрес теперь у меня был.
Вот чем, должно быть, отчасти объясняется его молчание. Его скорее всего отправили в США неожиданно, в одночасье, он вряд ли успел толком подготовиться. Я могла себе представить его встречу с родиной после шести лет на иракском фронте – и встречу с родными, ошеломленными его новой комплекцией.
Бедняга Мелвин, надо думать, погряз в депрессии. Драма потерпевших крушение на жизненном пути в том, что, вместо того чтобы открыть душу людям, они замыкаются в своем страдании, и нипочем их оттуда не выманить. Конечно, напиши мне Мелвин об этом, я ничем не смогла бы ему помочь. Но, по крайней мере, он смог бы выговориться, если считать переписку разговором; исповедь спасительна.
А может быть, Мелвин Мэппл нашел в Балтиморе старых или новых друзей и я больше ему не нужна. Я ему от души этого желала. И все же мне хотелось по крайней мере проститься с человеком, который некоторое время что-то значил для меня.
Надо было найти верный тон. Упрекать его – это мне бы и в голову не пришло: каждый волен молчать. Я сама не терплю, когда меня корят за долгое молчание, и признаю за моими знакомыми право не отвечать на мои письма. С другой стороны, могу ли я скрывать, что мне его не хватало?
Если что-то не пишется, есть только один способ справиться с этим: садись и пиши. Нужные и верные мысли приходят только в процессе.
Дорогой Мелвин Мэппл,
Некий Говард Мэппл сообщил мне, что Вы вернулись на родину, и дал Ваш адрес. Какая радость получить известие о Вас! Признаюсь, я немного тревожилась, но вполне понимаю, что, в силу внезапности отъезда и потрясения от встречи с родиной, у Вас не было ни времени, ни душевных сил, чтобы написать мне.
Когда это будет возможно, может быть, черкнете мне письмецо? Я очень хочу знать, как Вы живете. После нескольких месяцев нашей переписки Вы не чужой для меня человек. Я часто думаю о Вас. Как поживает Шахерезада?
Ваш друг
Амели Нотомб
Париж, 15/01/2010
Я заклеила конверт; мне казалось, что я не отправляю письмо, а бросаю бутылку в море.
* * *
Я имею обыкновение отправлять в мусорную корзину гадости, которые мне пишут. Письмо Говарда Мэппла я, однако, сохранила: оно заинтриговало меня, хоть я и понимала, что все это могло иметь вполне безобидный смысл. Кому, как не мне, знать, что в письмах пишут иногда, мягко говоря, странные вещи, которые ровным счетом ничего не значат. Люди в большинстве своем почему-то боятся произвести приятное впечатление и любят напустить туману.
24 
