Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
75 
– Не надо, – попросил Лев Львович.
– Сами любите? Я тоже больше сам, глазами... чтоб никто не мешал... Канпоту себе нацедишь – и читать!
– Где взял? – поинтересовался Никита Иваныч.
Бенедикт выразил неопределенность: челюсть выдвинул вперед, рот завинтил, будто для поцелуя, брови поднял повыше, сколько кожа позволила, и глаза скосил на плечо; руками тоже пошевелил туда-сюда в разных направлениях.
– Взял... И взял. У нас вообще библиотека большая.
Налили еще ржави; Прежние на Бенедикта не смотрели, да и друг на друга не смотрели, а в стол.
– Спецхран, – сказал Лев Львович.
– Духовная сокровищница, – поправил Никита Иваныч.
– Но я уже все прочел, – сказал Бенедикт. – Я, это... С просьбой. Может, у вас что почитать найдется, а? Я аккуратно... ни пятен, ничего. Я книгу уважаю.
– У меня книг нет, – отрекся Никита Иваныч. Правда нет, ай врет?..
– Я могу свои дать, на время... Вроде как в обмен... Если вы осторожно... Оберните там чем-нибудь... тряпицей, ветошью... У меня книги хорошие, ни Болезни от них, ничего...
– Межбиб с Левиафаном, – сказал Лев Львович. – Я бы не связывался.
– У вас фаза конспирации... Где же ваш демократизм?
– Не надо кооперироваться с тоталитарным режимом...
Бенедикт переждал, пока Прежние закончат свою тарабарщину.
– Дык как, Никита Иваныч?
Никита Иваныч руками сделал вид, что не слышал. Еще браги налил. Хорошо пошла...
– У меня интересные, – соблазнял Бенедикт. – Про баб, про природу... наука тоже... всякое сообчают... А вот вы про свободы говорите – так и про свободы пишут, про что хочешь пишут. Учат, как свободу делать. Принести? Но только чтоб аккуратно.
– Но?.. – заинтересовался Лев Львович. – Чья книга?
– Моя.
– Автор, автор кто?
Бенедикт подумал.
– Сразу не вспомню... На «Пле» как-то...
– Плеханов?
– Не...
– Неужто Плеве?
– Не, не... Не сбивайте... А! – «Плетення». Да! «Плетення жинкових жакетов». «При вывязывании проймочки делаем две петли с накидом, для свободы движения. Сбрасываем на правую спицу не провязывая».
– Вязать-то у нас всегда умели... – осклабился Лев Львович.
– Так я привезу? Одобряете?.. – привстал Бенедикт.
– Не стоит, юноша.
Бенедикт слукавил: он и сам не очень любил читать «Плетення» – скучноватый эссе; но думал, может, Прежним подойдет, кто их знает. Сам он больше любил «В объятиях». Накурили, однако, – невпродых. Бенедикт, раз уж встал, толкнул дверь – впустить вьюжного воздуху. А заодно и за Тетерей присмотреть: не допустил ли своеволия, не забрался ли в сани – там же шкура медвежья, а скотина другой раз что делает: заберется под шкуру греться, а после проветривай ее! Дух от перерожденца тяжкий: навоз, сено, ноги немытые. Нет, не забрался, но что делает: встал на ноги, валенок с руки снял и на столбе, где «Никитские ворота» написано, выцарапывает матерное.
– Тетеря!!! – гаркнул. – Ах ты погань волосатая!.. Все вижу!
Сию же минуту юркнул назад, на четвереньки, как будто ничего такого и не делал, и ногу задрал на столб: дескать, а что? просто облегчаюсь, как водится. Пысаю.
– С-с-скотина...
Никита Иваныч выглянул из-за Бенедиктова плеча.
– Беня! Но что же вы не приглашаете своего товарища в дом? Боже мой, и в такой мороз!..
– Товарища?!.. Никита Иваныч! Это ж перерожденец! Вы что, перерожденца не видели?!
Лев Львович – а не полюбил он Бенедикта: взгляды бросал как бы презрительные и рот держал скривимши на сторону – тоже поднялся из-за стола, толпился за спиной Истопника, заглядывал. Бормотал: «чудовищно, эксплуатация»...
– Зовите, зовите в дом! Это бесчеловечно!
– Дак он и не человек! У человека валенок на руках нету!
– Шире надо смотреть! И без него народ неполный! – назидал Лев Львович.
– Не будем спорить о дефинициях... – Старик заматывал горло шарфом. – Мы-то с вами кто... Двуногое без перьев, речь членораздельная... Пустите меня, я пойду приглашу... Как его зовут?
– На Тетерю откликается.
– Ну, я не могу так взрослого... По отчеству как?
– Петрович... Да не сходите с ума, побойтесь бога-то, Никита Иваныч!!! Перерожденца – в избу! Опоганит! Стойте!..
– Терентий Петрович! – склонился в сугроб Истопник, – сделайте милость! В избу пожалуйте! К столу, погреться!
Ополоумевшие Прежние выпрягали перерожденца, снимали оглоблю, заводили в избу; Бенедикт плюнул.
– Вожжи ваши позвольте, я помогу... На гвоздь ве-шайте...
– Шкуру попрут! Шкура без присмотра! – кинулся к саням Бенедикт, и вовремя: двое голубчиков уже сворачивали медвежью шкуру в ковер, взваливали на плечо, а и всякий бы так сделал, – что же: посередь улицы такое добро без хозяина распластамши! Завидев Бенедикта, бросились с ковром в переулок. Догнал, побил, отбил добро, запыхался. У-у, ворье!
75 
