очень нудно 
28 
Пожимаю плечами.
— Я в этом не уверена.
— Ну и зря. — Мэгги меняет позу — садится, вытягивая перед собой ноги, наклоняясь назад и упираясь ладонями в песок. — Между прочим, на одной из банкнот, которые ты отдала Хордхаусу, был записан телефонный номер.
— Чей? — не особенно вникая в смысл ее слов и не переставая думать о своем, спрашиваю я.
— Болвана из Сан-Франциско. Мы познакомились на вечеринке у Софи. Привязался — мол, дай телефон. Я сказала, что у меня его нет. Думала, он поймет, что я имею в виду, но этот осел тотчас взмолился: тогда запиши мой. У меня не нашлось клочка бумаги…
Дергаю головой. Разговаривать о болванах, оставивших Мэгги телефонный номер по меньшей мере две недели назад, сейчас совсем не время.
— Не могу я, понимаешь? Не могу так — и все!
Мэгги вздыхает.
— Ты все про своего Эдвина?
— Естественно! — возмущенно говорю я. Эмоции из меня так и хлещут, наверное потому, что пришлось целый час держать их в узде. — И имей в виду: пока мы не решим, что мне делать, я от тебя не отвяжусь.
— Прекрасно! — восклицает Мэг. — Только я, по-моему, уже сказала, как бы поступила на твоем месте.
Вскидываю руки с растопыренными пальцами и трясу ими в воздухе.
— Он расстроится, Мэг! Станет ломать голову, не обидел ли меня неосторожным словом.
— Поговори с ним очень сладким и приветливым тоном, — советует Мэгги.
— В любом случае, он решит, что я просто хочу от него отделаться! — Я спорю больше сама с собой, уже зная, что все равно поеду на встречу с Эдвином.
Мэгги бросает на меня косой взгляд.
— По-моему, ты чересчур долго обмусоливаешь эту проблему. С мужчинами так нельзя.
— Как?
Мэгги пренебрежительно фыркает.
— Расстроится! Подумает, что его не желают видеть! Ну и что тут особенного? Всем нам приходится чуть ли не каждый день огорчаться — по мелочам или по-крупному. Без расстройств жизнь не жизнь.
— Ты не понимаешь! — В отчаянии я всплескиваю руками. — И знаешь почему? Потому что ты ни разу никого не любила по-настоящему.
— А Тим что, не в счет? — вскидывая голову, обиженно спрашивает Мэгги.
Они встречались восемнадцатилетними подростками, потом Тим решил, что его призвание служба в армии, уехал в военную школу, и с тех пор Мэг о нем ничего не слышала.
— Еще вспомни своих детсадовских женихов!
— Какая разница, детсадовские они, школьные или университетские? Главное — чувства. — Мэгги надувает губы и щурясь смотрит на океан.
Примирительно похлопываю ее по спине. В ту пору, когда от нее сбежал Тим, она правда сильно страдала. А я перегибаю палку.
— Да-да. Прости.
Мэгги вздыхает.
— Если мой план тебе не по душе, поступай по-своему, — устало говорит она. — Не пойму, чего ты от меня хочешь.
— Чтобы ты порассуждала со мной, — жалобно говорю я. — Может, мне завтра же приехать к нему без дурацкой маскировки, а?
Мэгги задумывается, а мне уже представляется счастливая минута узнавания и соединения до конца дней. Губы растягиваются в мечтательной улыбке, в душе разливается волнующе-сладкое тепло. Внезапно из моего кармана раздается звонок сотового, и улыбка сбегает с моего лица, а душа, охваченная неприятным предчувствием, вмиг остывает.
Достаю трубку и смотрю на экранчик.
— Кто? — интересуется Мэгги.
— Дуглас, — красная от стыда, шепчу я. Подношу телефон к уху и нажимаю кнопку приема. — Алло?
— Привет, родная, — бормочет он голосом, в котором ясно звучат любовь, тоска и капля вины. — Прости, я два дня не звонил. Был жутко занят. Тут сейчас выставка, начальство потребовало изучить все оборудование, которое предлагают, решить, выгодно ли сотрудничать с «СНС системз», и лишь потом переходить к обсуждению договора. Сейчас вот рабочий день, слава богу, позади, и я сразу звоню тебе, еще даже не ужинал. — Смеется.
Я сижу пунцовая и смотрю в песок. Надо бы что-нибудь сказать, уверить его, будто я не сержусь и скучаю, но не до такой же степени я лицемерка.
— Я подумал, может прилететь завтра хотя бы на вечерок? Устроили бы с тобой пикник на нашем острове или просто побродили бы по пляжу. Босиком…
Зажмуриваюсь. Мысленно поношу себя на чем свет стоит. Надо сделать так, чтобы Дуглас не прилетал. Какая жестокость! Не верю, что я — это я.
— Ты еще больше устанешь в дороге. В понедельник будешь чувствовать себя разбитым. — Говорю тихо, чтобы уши Дугласа и мои собственные не слишком резала фальшь.
28 
