36 
— Она могла бы поехать со мной, — упрямо заявил Ник. — Я мог бы помочь ей стать великой пианисткой. Фелисити необыкновенно одарена.
Серина скривилась.
— Ты совершенно не знаешь свою дочь, если говоришь такое. Она не хочет быть пианисткой, не желает ездить по миру с концертами. Фелисити хочет стать ветеринаром.
— Да, я знаю, — мрачно произнес Николас. — Она мне уже рассказала.
— Вот видишь? Ты ничего не выиграешь, если расскажешь девочке, кто ее отец. Она возненавидит тебя, вот увидишь.
— А ты сама, Серина? Тоже будешь меня ненавидеть?
В ее глазах отразилась усталость.
— Я никогда не ненавидела тебя, Николас. Но я бы легко сумела это исправить, если ты так поступишь.
— Что именно ты сейчас имеешь в виду? Если я расскажу всем, что Фелисити моя дочь? Или если в обмен на молчание я потребую немного сексуального наслаждения?
— Ох, Николас, Николас, — произнесла Серина, глядя на него своими лучистыми глазами, полными смирения.
Внезапно это взбесило Ника.
— Уверен, я не слишком много прошу! — зарычал он. — Одна несчастная ночь за целую жизнь молчания? Возможно, ты даже получишь удовольствие! По крайней мере, вчера днем все было именно так!
Женщина побледнела как смерть. Но потом подняла голову и посмотрела Николасу в глаза.
— Это было нечто совершенно иное.
— Неужели? Хочешь сказать, что согласилась исполнять все мои желания в постели не только для того, чтобы я как можно быстрее уехал?
— Я знаю, что, скорее всего, все выглядело именно так…
— А что, это можно было понять как-то по-другому?! Если я попрошу повторить вчерашний день, ты согласишься?
— Только если нет иного выхода, — наконец отозвалась Серина.
Этот ответ заставил Николаса задохнуться. И нанес серьезный удар по его совести.
Только тут он понял, как сильно Серина любит их дочь. Это чувство превосходило гордость, оно поможет вынести любое унижение, лишь бы защитить ребенка.
Так любила Николаса его собственная мать.
— Все в порядке, Серина, — устало вздохнул Николас. — Я не собираюсь просить тебя об этом. Ты выиграла. Я ухожу. И никому не скажу ни единого слова о том, что сегодня узнал.
Она разразилась рыданиями.
— Нечего плакать, — резко бросил Николас. — Я делаю это не ради тебя. А ради нее. Ради моей дочери.
Серина подняла голову, глядя на него заплаканными глазами.
— Ты так ничего и не понял, верно? Я любила тебя, Николас! Любила! Я думала, ты меня тоже любишь, но потом поняла, что это не так. Ты ушел тогда, когда был мне нужен. И не вернулся. Я не смогла простить. Но и забыть не сумела.
Долгое мгновение они просто смотрели друг на друга.
Первым оправился Николас.
— А Хармона ты любила так же сильно, как меня?
— Я научилась любить его, — честно ответила женщина. — Грег был хорошим человеком. Но мое сердце всегда принадлежало тебе, Николас. Ты был моей первой любовью и единственной страстью.
Она была для него тем же…
— Проведи со мной ночь, — сорвавшимся голосом попросил он.
Серина посмотрела на него, отказываясь верить своим ушам.
— Просто так, без всяких условий, я тебя не принуждаю. Обещаю, что не выдам твой секрет, что бы ты ни решила. Прошу тебя, Серина, я только хочу… — Он замолчал, не в силах продолжать.
— Чего, Николас? — с мучительным стоном спросила она. — Чего ты хочешь?
— Тебя. Держать в моих объятиях. Еще один раз.
— Ты не знаешь, чего просишь! Если я соглашусь, то снова безнадежно влюблюсь в тебя! Я никогда не могла противиться тебе в постели, Ник.
— Слабое, но все же утешение, — отозвался Николас. — Так что ты решила, любовь моя? Да или нет?
— Ох… — Серина покачала головой, а потом пронзила его взглядом, в котором читалось отчаяние. — Не здесь! — выпалила она.
Николас решил, что ответ положительный.
— Я поеду вслед за тобой в ту квартиру, — решилась она. Глаза женщины ярко заблестели. — Но на ночь не останусь.
Николас кивнул.
Глава 17
Когда Серина проснулась, бледный свет лился в окно над изголовьем постели.
«Ну и какой толк был в том, чтобы заявлять, будто я не останусь на ночь?» — с сожалением подумала она, взглянув на наручные часы и увидев, что уже шесть. Вздохнув, женщина осторожно убрала ногу со спящего Николаса и легла на спину рядом с ним.
Она была права, боясь оставаться с ним. Николасу, обуреваемому страстью, было трудно отказать. Если же он превращался в нежного любовника, сделать это становилось просто невозможно.
36 
