93 
— Где? — требовательно сказал Харитон Савелич, разворачивая свертки.
Клуша достала из-за спины двухлитровую бутылку «Абсолюта», поставила ее на стол, села в зачехленное кресло возле буфета и поджала колени. Харитон Савелич опять облизал ладони, откупорил и понюхал бутылку, алчно разлил водку, не глядя раздал стаканы и продолжил разворачивать свертки. Подорогин тоже понюхал водку и, встретив восторженный взгляд Клуши, сонно улыбнулся ей.
— Ну что ж как неродные… — С разверстой, как книга, курицей на руках Харитон Савелич принялся ногой выдвигать из-за стола стулья. — Давайте, давайте.
Не столько запах еды, сколько почему-то запах водки пробудил в Подорогине чувство голода. Перебравшись с дивана за стол, он сразу принялся за курицу, которая после расправы Харитона Савелича стала похожа на раскрошенный кокос. Клуша села против Подорогина, сложила на столе руки и постукивала себя донышком стакана по локтю. По ее лицу бродила рассеянная улыбка, глаза чуть слезились, стакан был уже пуст.
Где-то в доме зазвонил телефон.
— Будем! — Харитон Савелич чокнулся с Подорогиным, потянулся к Клуше, но увидел ее стакан и только махнул рукой.
После этого надолго замолчали, взялись сосредоточенно, не спеша и не глядя друг на друга, насыщаться. Ели голыми руками, так как из посуды на столе были только стаканы да алюминиевые миски. Вместо салфеток использовали газетные обрезки. На чехле люстры уже горели капли масла. Харитон Савелич с треском, будто задался целью не только наесться, но и произвести побольше шуму, раскусывал куриные хрящи и огурцы, самозабвенно чавкал, Клуша часто порыгивала, и когда накануне второй рюмки откуда-то из комнат снова начали доноситься звонки телефона, Подорогин подумал, что так кто-то просит соблюдения тишины — впрочем, во время звонков, к которым и Харитон Савелич, и Клуша определенно прислушивались, точно считали их, в столовой на самом деле становилось тише.
Наконец, отдышавшись, Харитон Савелич предложил тост:
— За Василича!
Подорогин отер подбородок газетой.
— За кого?
Харитон Савелич выпучил глаза и сглотнул:
— Да за тебя ж!
Подорогин, помешкав, кивнул. Выпили.
— Оут… ум… — промычал Харитон Савелич, ковыряясь мизинцем в зубе, сплюнул в гору скомканных газет под стулом и осмотрелся. — Вот тут, говорю, господа хорошие и почаевничали. Закусили сахарком, да отполдничали свинцом.
— Кто? — спросил Подорогин.
Харитон Савелич снова разлил водку.
— Ты, Василич, главное, не волнуйся. Не принимай к сердцу. Мое дело какое? Доставить тебя, а не стращать. Мое дело маленькое.
Подорогин потер ребром ладони торец стола.
— Да кто почаевничал?
— Николашка! — ответила за Харитона Савелича Клуша и прыснула со смеху так, что была вынуждена утереть рукавом лицо.
Харитон Савелич бросил в нее огрызком огурца.
— Цыц, дура! Тебя спрашивают? Спрашивают тебя, а?!
Клуша смахнула пальцем со лба влажный след попадания, подобралась и стала хищно шарить по тарелкам в поисках того, что можно было бы использовать для ответного броска. Харитон Савелич цыкнул опять, но уже растерянно, оробело, потом и вовсе взялся лепетать что-то примирительное, а когда увидел в занесенной руке Клуши большой кусок буженины, почел за лучшее наклониться боком к полу, спрятаться за столешницей. Долю секунды Клуша еще прицеливалась в него и, точно растягивая тетиву, отводила за ухо руку с тяжелым куском. Вдруг ее пунцовое от гнева лицо разгладилось, она улыбнулась и аккуратно, стараясь не вспугнуть унизительной позы водителя, положила мясо на место. Харитон Савелич, выглянув из укрытия и мигом оценив масштабы своего позора, решил все обратить шуткой, для чего еще дважды пригибал и поднимал китайским болванчиком голову и даже, гарцуя, принялся возить задом по сиденью.
— У тебя, что ли, черта, разрешения спрашивать? — мирно сказала Клуша.
Харитон Савелич ничего не ответил, продолжая елозить по стулу уже с совершенно идиотическим, отсутствующим видом.
Клуша обратилась к Подорогину:
— Это у них тут — навроде порядка такого.
— У кого?
Проглотив водку, Клуша пожала плечами.
— Здороваются — не называются.
— Хорошо. А Николашка — это Николай Второй? Царь?
— Точно. Только не царь.
— То есть как?
— Потому что отрекся по манифесту.
— Да что за дура, твою мать! — снова вскинулся Харитон Савелич. — Ну откуда тебе знать, выдра, что по манифесту?
93 
