26 
Из колонок звучала древнейшая «Венус» Shocking Blue, дамы расслабленно потягивали алкоголь и наблюдали, как на условной сцене танцует Иванова в крошечном алом платье.
«И неплохо, надо сказать, пляшет».
— Она бывшая профессиональная танцовщица, — будто услышав её мысли, сказала Катя, бесшумно оказавшаяся рядом. — Пойдём, там в уголке место есть. И всегда можно уйти незаметно.
«Надо же, понимающая девушка», — подумала Ольга, а вслух процитировала песенку:
— «Богиня на горной вершине горит, как серебряное пламя…. I΄m your Venus, I΄m your fire» — что ж, так и есть, чисто Венера.
Потом окинула взглядом зал, полный хмельных женщин:
— Надеюсь, они не подерутся.
— С чего тебе вообще такое в голову пришло?
— Там, за столом, на минутку показалось, что некоторые из них готовы в горло друг другу вцепиться.
— Да, воображения тебе не занимать.
— Вдруг подумала, что между ними существуют давние отношения, старые счёты.
— Все счета когда-нибудь списываются.
— Не скажи…
У Ольги сложилось особое отношение к конфликтам. Она не терпела ссор, всегда искала возможность согласиться с собеседником — на словах, ведь действовать всё равно можно по-своему, — и была уступчива настолько, что многие считали её бесхарактерной. Причиной же являлись равнодушие к мнению большинства людей и уверенность, что истина не рождается в спорах, поэтому Ольга с лёгкостью позволяла оппонентам оставаться при своём. Но иногда и её удавалось зацепить. Существовали вещи, которыми она дорожила, и обиды, которые она не прощала. Тот, кто покушался на её подлинные ценности, обретал врага, тайного и мстительного. Не то чтобы Ольга предпринимала энергичные действия или выстраивала сложные схемы, нет, она просто наблюдала. Год или два человек жил под пристальным, хотя и не ощутимым до поры взглядом, пока однажды не совершал ошибку. Или, например, обнаруживал интересы в сфере, на которую Ольга могла повлиять. И тогда следовал молниеносный точечный удар. Обычно хватало одного звонка, нескольких слов, обнародования «лишней» информации в сети — просто удивительно, как легко разрушать чужие планы, если понимаешь ситуацию.
Ольга полагала, что ненависть слишком ядовита, чтобы носить её в себе. Застарелая обида отравляет, из года в год проявляясь хотя бы в снах, заставляет просыпаться с зажатым от ярости горлом. И неудачи, случившиеся по чужой вине, тоже нужно возвращать сторицей.
В других людях тоже умела чувствовать такие затаённые тлеющие угли, и во время праздничного ужина ей несколько раз показалось, что она буквально видит искры, вспыхивающие между женщинами. Что ж, хорошо, если она ошиблась.
На сцену меж тем вышла Ларионова в роскошной вишнёвой шляпе с лентами и, кутаясь в меха, спела несколько мяукающим голосом необычайно жалостный романс:
- Я не спала всю ночь, я думала о Вас,
- О том, что жизнь моя, в который раз угаснув,
- Не возродится вновь в хитросплетеньи фраз,
- Как фитилёк внезапно вспыхивает в масле.
- Что жизнь всего лишь сон на кончике пера,
- Дрожащего в руках болезненно прекрасных,
- Что с каплею чернил она стечёт на лист
- И обернётся словом «непричастность».
- Что жизнь моя потеряна в снегах,
- Как наспех купленный рождественский подарок,
- Быть может, он для Вас был слишком прост и жалок,
- Но где мне взять другую жизнь для Вас?
- Что жизнь лгала, что жизнь была смешна,
- Что жизнь была — и разве это мало?..
- Что тень моя слегка светлее стала,
- А значит, жизнь продлилась до утра.
В финале надрыв достиг апогея, и все очень смеялись, а на бис Ирина Станиславовна исполнила «А ну-ка убери свой чемоданчик» — так зажигательно, что под конец публика свистела (кто умел) и размахивала боа (у кого было).
А потом совершенно счастливая Алла выскочила на сцену и крикнула:
— Госпел, дамы!
— Даааа! — отозвался зал.
— God wants a yeees! — начала дредатая повариха.
— Yeee!!!
— Oh yeees!
— Yee!!!
— Yes to His will.
— Yesto His way…
Они повскакали со своих мест и пели, раскачиваясь, — женщины в голубом бархате, в переливающейся тафте, в розовых перьях, в белых кружевах и в красных чулках. Лица, подсвеченные снизу, были полны отнюдь не христианского экстаза, и ничего более странного Ольга в своей жизни не видела. «Come what may», — повторила она вслед за хором.
26 
