– Прости меня, Анна-Мария. Я так виноват. – Затем из его груди вырвался тихий вздох: – Люси!..
27
Капитан! Капитан! Вижу баркас! Слава Богу, он возвращается!
Все без исключения бросились к правому борту. Просияв улыбкой, Кевин протянул подзорную трубу брату, тот буквально выхватил ее из рук.
Морис прильнул к глазку, нетерпеливо отбросив волосы со лба. По мере того как солнце медленно опускалось в море, ослабляя немилосердный зной, начал усиливаться ветер и море зарябило волнами.
Вглядываясь в даль в поисках баркаса, Морис нервно покусывал губы, раздираемый противоречивыми чувствами. Долгожданный час победы пришел и принес с собою… неминуемое расставание. Будущее без Люси представлялось ему серым и безрадостным, как волны Северного моря зимой. А она… она будет до конца своих дней проклинать его, как предателя, продавшего ее отцу за тридцать сребреников. У его победы был слишком горький привкус.
Наконец маленькое суденышко показалось в поле зрения, и навстречу ему понеслись ликующие приветствия. Но вот из этого радостного хора выпал один голос, затем другой, еще один, и через минуту палубу шхуны окутала растерянная тишина.
Моряки тревожно вглядывались в баркас, заметив что-то странное в его движении. Вместо того чтобы прямиком направляться к «Возмездию», он бесцельно тыкался носом в поднимающиеся волны, поворачиваясь в разные стороны по прихоти ветра. В это мгновение нижний край солнца зацепился за горизонт, и море окрасилось в кроваво-красные тона.
– Похоже, он пустой, сэр! Дигби что-то не видно.
Еще до того, как растерянный голос Тэма возвестил тревогу, Морис отнял трубу от глаз и дал Аполло незаметный знак. Помрачнев, он наблюдал, как Аполло и Фиджет торопливо спускали в неспокойные волны второй баркас. Оказавшись в нем, они тут же схватились за весла и стали мощно грести, стремясь перехватить баркас Дигби, пока его не отнесло течением. Тэм соскользнул с мачты и присоединился к товарищам в тревожном ожидании.
Аполло и Фиджет быстро удалялись, и вот уже их баркас превратился в беспомощную скорлупку, подкидываемую волнами в опасной близости от страшных орудий «Аргонавта». Мучительная тревога за своих людей охватила Мориса, он надеялся только на то, что адмирал не станет стрелять: новое грязное дело уже вряд ли сойдет ему с рук. Аполло удерживал баркас на месте, пока Фиджет цеплял маленькое суденышко. Наконец они двинулись назад к родному кораблю.
На дне баркаса что-то лежало. Издали это казалось просто кучкой окровавленных тряпок, но Морис все понял.
В немом ужасе он закрыл глаза и открыл их, только когда услышал рядом с собой тяжелую поступь своего помощника. Аполло остановился перед ним, держа в могучих руках обмякшее тело Дигби. Задиристый блеск глаз старого канонира погас навсегда.
Падж потупил голову и, сняв очки, трясущимися руками начал протирать их своим шейным платком. Бормоча старую ирландскую молитву, Тэм стянул свой берет. Кевин тяжело перевел дух и подавил ругательство, которое заслужило бы похвалу несчастного старика. Лишь капитан оставался совершенно неподвижным.
– Ножом в живот, – сказал он, глазами указывая на торчащую рукоятку ножа, когда судорога отпустила ему горло. – Медленная и мучительная смерть.
Недрогнувшей рукой он вырвал окровавленную бумагу, приколотую острым лезвием. Матросы придвинулись к нему, но он не стал читать ее вслух. Послание предназначалось только для него.
«Всю свою жизнь я гордился тем, что не вступал в переговоры с людьми, подобными вам. И сейчас не стану этого делать».
Морис с ненавистью скомкал бумагу, хорошо представляя самодовольную ухмылку адмирала, с которой тот писал эти слова. «Люди, подобные вам».
Было что-то до абсурда смешное в том упорстве, с которым этот прожженный негодяй не желал расставаться с маской неподкупного благородного героя. Но в такую трагическую минуту Морису не хотелось, думать об этом.
Когда погасли последние лучи солнца, Морис изболевшейся душой благодарно приветствовал щадящие объятия темноты. С бесконечной нежностью и уважением к старшему товарищу он закрыл его погасшие глаза, как когда-то сделал это своей матери.
Наконец Морис поднял голову, и матросы невольно отпрянули, увидев его окаменевшее лицо.
– Пожалуй, настало время показать высокородному сэру Сноу, на что способен человек не аристократического происхождения.