117 
«Кажется, он наконец-то смутился», – с торжеством подумала Люси.
Морис притянул ее к себе, обхватив за талию.
– Какого черта вы добиваетесь? Провоцируете меня на убийство?
Скованная по рукам, она сдула с лица прядь упавших волос, которая мешала ей видеть Мориса.
– А разве вас нужно для этого провоцировать? Разве вы не являетесь грозой всего Северного моря? Не от вашего ли имени у бедных беспомощных людей кровь стынет в жилах? Я только жду, когда ваша низменная натура проявится во всей своей красе!
Произнося эти гневные и презрительные слова, Люси вся дрожала от нервного возбуждения. Она испытующе смотрела в самую глубину его карих глаз, обжигая ему щеку горячим дыханием. Казалось, в своей запальчивости девушка совершенно забыла, чем рискует.
– Покажите, на какую еще гнусность вы способны, капитан Рок!
Потемневшие глаза Мориса вдруг отразили боль и ревность, как будто она пробудила в нем темного демона, произнеся это сакраментальное имя.
– Так вот о ком вы мечтаете, Люси, о своем дорогом призраке!
Словно желая смягчить нанесенный удар, она осторожно потянулась к его лицу, но он остановил ее.
– Так кому же вы отдаетесь? Кто будет любить вас сегодня? Я или Рок?
В душе Люси нежным эхом отозвалось короткое слово «любить». Значит, он не собирается взять ее силой? Он действительно хочет, чтобы она отдалась ему по своей воле. Но именно ему, а не его таинственной тени. С новым чувством Люси вглядывалась в лицо Мориса, вспоминая, как оно в разные моменты выражало то жестокость, то бесконечную нежность, то цинизм или надежду, самую черную ненависть и самую чистую любовь. Он может называть себя любым именем, но никогда снова она не увидит его в двух ипостасях. Это был просто человек, которого она полюбила со всеми его достоинствами и недостатками.
Ослабляя его неистовую хватку, она пошевелила пальцами и поднесла руку к его щеке, нежно погладив ее.
– Ты, Морис, – прошептала она и повторила еще раз его имя, как заклинание, которое чудесным образом могло развеять все дурное, что стояло между ними. – О, Морис!
Не веря себе, он впивал несказанную нежность, осветившую ее лицо. В упоительной глубине этих серых глаз, с любовью устремленных на него, он читал безоглядное прощение. Однажды Люси напомнила ему, что душа – бессмертна, но он никогда по-настоящему не верил в это. До сих пор не верил.
Он осторожно повернул ее ладонь и благоговейно поцеловал каждый ее пальчик. Затем, вопросительно взглянув на нее, приблизил к ее лицу жаждущие поцелуя губы. Люси потянулась к нему, чувствуя ту же томительную слабость, что и тогда, в Ионии. Только на этот раз в ее отношении к Морису появилось нечто новое, чего она еще не могла осознать. Что-то бережное и покровительственное, возможно, похожее на материнское чувство, которого ей не дано было изведать. После долгого нежного поцелуя она смущенно зарылась лицом в его рубашку и прошептала так тихо, что он едва расслышал:
– Пожалуйста, не трать время, чтобы… чтобы соблазнить меня.
Он пытливо посмотрел ей в глаза.
– Я так долго ждал этого. Я ждал тебя.
– Меня, – не то вопросительно, не то утвердительно произнесла Люси, не смея верить своим ушам. Не какую-нибудь искушенную в искусстве любить красотку с пышными формами, а ее – неопытную девушку, похожую на подростка в старых обносках Тэма.
Она прижалась к широкой груди Мориса, вдыхая такой знакомый запах, и, словно наяву, услышала волшебную мелодию венского вальса. Так же, как и тогда, на маскараде, у нее сладко закружилась голова. И все, что происходило с ней потом, навсегда связалось в ее памяти с этой музыкой и томительно сладким головокружением.
Люси не испытывала ни малейшего страха, доверчиво отдаваясь во власть сильных и нежных рук Мориса.
Только сердце ее замирало и падало, только губы жадно тянулись к его губам, как будто она никак не могла утолить небывалую жажду.
Полузакрыв глаза, Люси словно погрузилась в транс. В какую-то минуту она всем телом ощутила прохладный воздух нетопленой каюты и поняла, что он сбросил с нее последние покровы. Но тут же под его ненасытными пылкими поцелуями у нее загорелась вся кожа, и она снова закачалась на волнах блаженства.
Потом Люси испытала невероятное потрясение, когда их горячие обнаженные тела впервые соприкоснулись. Обоих пронзила общая дрожь возбуждения, и в горячечном бреду их руки взлетали и опускались вновь, каждый раз совершая великие открытия. Люси не хотелось открывать глаза, чтобы не разрушить сказочную нереальность происходящего с ее телом, с ее душой. Подчиняясь умелым рукам Мориса, она трепетала и выгибалась, то страстно приникая к нему, то в изнеможении откидываясь на спину. Она потеряла всякое представление о времени, готовая к вечному продолжению этих невероятных ощущений, и все же неосознанно и безумно желая некоего таинственного завершения. Он все время был рядом, сильный, нежный, каждым своим прикосновением рождая в ней томительно-сладкое сознание своей власти над ним. Его пылающие губы и ласковые пальцы извлекали из ее тела дрожь острейшего наслаждения. Наслаждения, которое связывалось в ее подернутом дымкой сознании с представлением о блаженстве рая. Она вся превратилась в пульсирующую под его ласками плоть. И когда он нежно и настойчиво коснулся ее бедер, она инстинктивно раскинула ноги, открываясь ему навстречу.
117 
