113 
Люси подошла ближе, потрогала бархатную обложку, потянула к себе одну из выпавших страниц. Наверху написана дата – 26 мая 1780 года. Люси сдвинула брови, заинтригованная летящим, явно женским почерком.
– «Я пишу это по-английски, – медленно прочитала она вслух, – чтобы поскорее овладеть этим языком. Я знаю, что это приятно удивит его, а доставлять ему удовольствие стало моим единственным желанием, единственным навязчивым стремлением моего бедного одурманенного сердца».
Странные слова гулко прозвучали в просторной каюте. Раньше Люси посчитала бы их глупой болтовней сентиментальной дурочки. Но теперь, когда ее душа была обожжена страданием, она почувствовала в них искренность, услышала биение пылкого девичьего сердца.
Она снова поднесла страницу к глазам.
«Все кругом твердят, что он – доблестный герой своей страны, воин непревзойденной храбрости. Пусть так, но не это волнует меня, а только его редкие сдержанные улыбки».
Дыхание Люси прервалось, и она без сил опустилась на стул. Какая страшная ирония судьбы в том, что эти строки вполне могли быть написаны ее собственной рукой. Она стала собирать выпавшие листочки дрожащими руками, поняв наконец, что перед ней предстала исповедь женщины. Женщины, которая дала ей жизнь, а потом оставила ее совершенно одинокой лицом к лицу с трудными испытаниями.
* * *
Солнце безжалостно вонзало свои отвесные полуденные лучи в палубу «Возмездия», словно хотело сжечь ее. И ни ветерка, который мог бы остудить этот невыносимый жар. Стеклянная поверхность моря, схваченная в плен мертвым штилем, раздражала вконец измученного ожиданием Мориса. Он неустанно расхаживал по палубе, время от времени стирая пот со лба. Его команда молча стояла в стороне, понимая состояние своего капитана.
Когда склянки пробили очередной час, Морис взорвался:
– Нельзя мне было отпускать его одного, черт меня побери! Я должен был сам поехать с ним!
Он вырвал у Кевина подзорную трубу, хотя знал, что Тэм сразу крикнет с топ-мачты, как только появится баркас. Морис никогда не отличался особым терпением, но после предательства Сноу оно стало все чаще изменять ему. Он угрюмо изучал в подзорную трубу невозмутимую гладь моря, разделяющую оба корабля. Ничего! Полнейший штиль, не видно даже ни единого гребешка волн, не то что баркаса!
– Вы дали адмиралу время до заката солнца, сэр, – осторожно напомнил ему стоявший на полубаке Аполло.
Обычно веселое лицо Кевина невозможно было узнать, его зеленоватые глаза потемнели от переживаний.
– Он уступит, держу пари, – как заклинание, твердил он. – У него нет другого выхода, если он хочет получить свою дочь.
«В том-то и дело, – с безысходным отчаянием подумал Морис, опуская подзорную трубу. – А если адмирал уже не хочет этого?» И все же, когда вернется Дигби, ему придется отпустить Люси.
Если Дигби вернется…
Несмотря на страшную жару, Морис почувствовал озноб при мысли о необходимости рискнуть жизнями еще нескольких доверившихся ему людей. Он вернул трубу брату и снова впился взглядом в волны, пытаясь решить в уме загадку, которая мучила его с тех пор, как «Аргонавт» появился в поле их зрения и бросил якорь.
Такому человеку, как адмирал, предоставили бы хоть весь флот для поисков его единственной дочери, тем более что она попала в руки самого зловещего преступника, капитана Рока. Так почему на встречу с «Возмездием» пришел только один корабль, пусть даже такой мощный, как «Аргонавт»?
У Мориса вспотели ладони от страха, что ответ на этот вопрос может прийти слишком поздно.
* * *
Адмирал Люсьен Сноу подавил отрыжку и отер губы льняной салфеткой.
– Терпеть не могу ужинать так рано, – брезгливо пробурчал он. – Это нарушает мое пищеварение.
Дождавшись, пока молодой румяный матрос унес поднос, Смит осмелился приблизиться к столу, поставленному под навесом на палубе. Он старался не смотреть на лист веленевой бумаги, небрежно отброшенный в сторону адмиралом, который поставил на его место графин со своим любимым шерри.
– Позвольте обратиться, сэр? – спросил Смит, невольно подчиняясь дисциплине на военном корабле.
Сноу взглянул на него с некоторым удивлением.
– Говорите.
Смит бросил взгляд в дальний угол палубы, где посланец Клермонта стоял между двумя вооруженными офицерами. Им и в голову не приходило, что этот сухой старикашка, у которого непрерывно подергивается правая нога, а подслеповатые глазки часто-часто помаргивают, обладает невероятной стойкостью духа.
113 
