23 
– Это когда Фабрицио смотрит на нее сквозь щелки своей камеры?
– Нет. Когда его вторично сажают в тюрьму и она приходит, чтобы отдать ему свою девственность.
– О чем это вы?
– Вы прочли книгу или нет?
– Я поняла, какую сцену вы имеете в виду, но ведь нигде не сказано, что между ними была близость.
– Черным по белому это не написано. Тем не менее, в этом нет никаких сомнений.
– Тогда как же вы объясните, что у меня не возникло такого впечатления, когда я читала это место?
– Вы, может быть, читали невнимательно?
– Мы ведь говорим о сцене, когда Клелия приходит в камеру к Фабрицио, чтобы не дать ему съесть отравленную пищу?
– Да. Вот что сказано в тексте: «…Фабрицио не миг бороться с движением чувств, почти безотчетным. Он не встретил никакого сопротивления». Оцените, с каким искусством написана эта последняя фраза.
– Вы знаете книгу наизусть?
– Прочитав ее шестьдесят четыре раза, немудрено. Особенно этот пассаж: на мой взгляд он представляет собой лучший во всей литературе пример письма между строк.
– А я нахожу, что только извращенный ум мог что-то прочесть между строк в этой сцене.
– У меня извращенный ум? – воскликнула девушка.
– Надо и впрямь быть испорченной, чтобы узреть с этой фразе намек на лишение невинности.
– Надо и впрямь быть ханжой, чтобы его не узреть.
– Ханжой – нет. Медсестрой – да. Так девиц не дефлорируют.
– А вы знаток в этих делах, Франсуаза? – усмехнулась Хэзел.
– Я просто разбираюсь в жизни.
– Мы говорим не о жизни, а о литературе.
– Вот именно. В тексте сказано: «движением чувств, почти безотчетным». Безотчетным движением девственности не лишают.
– Почему же?
– Во-первых, я не назвала бы это движением.
– Это литота.
– Лишить девушку невинности посредством литоты – по-моему, это чересчур.
– А по-моему, прелестно.
– Кроме того, если даже допустить, что вы правы, это движение никак не могло быть безотчетным.
– Почему нет?
– Он страдал по ней на протяжении не одной сотни страниц. После этого он уж никак не взял бы ее безотчетно!
– Это не надо понимать так, что все произошло случайно или что он ее не хотел. Это значит, что страсть охватила его и он не владел собой.
– Больше всего меня покоробило это «почти».
– А должно было бы скорее утешить: ведь «почти» смягчает то самое «безотчетное», которое вам так не нравится.
– Наоборот. Если речь идет о дефлорации, «почти» никуда не годится. В этом слове есть нечто бесстыдное, и это делает ваше истолкование неправдоподобным.
– Можно бесстыдно лишить невинности.
– Нет, когда речь идет о безумно влюбленном.
– Не ожидала, Франсуаза, что вы окажетесь такой романтичной, – сказала девушка с лукавой улыбкой. – Помнится, я слышала от вас более чем прагматичные рассуждения о сексе.
– Вот именно: как, по-вашему, он мог делать свое дело в камере, на уголке стола?
– Технически это возможно.
– Только не с девственницей-недотрогой!
– Не такая уж она, по-моему, недотрога. Если хотите знать мое мнение, она для того и пришла, что бы отдаться Фабрицио.
– Как-то не вяжется с характером этой кривляки. Но вернемся к технике: вы представляете себе женское исподнее того времени? При том, каким оно было, у мужчин ничего не вышло бы без содействия женщины. Неужели вы думаете, что Клелия, расставаясь с невинностью, сама этому способствовала?
– Девушки проявляют порой неожиданную смелость.
– Вы говорите по собственному опыту?
– Не будем менять тему. Фабрицио – пылкий юный итальянец, герой одного из величайших романов прошлого века. Он без ума от любви к Клелии, и после бесконечно долгого ожидания ему, наконец, выпадает счастье остаться с любимой наедине. Если он не воспользовался случаем, то он просто размазня!
– Я же не говорю, что он к ней вовсе не прикасался, я говорю, что делал он с ней не это.
– Да? А что же, интересно узнать?
– Слово «движение» в моем понимании скорее предполагает ласку.
– Что же он ласкал? Выражайтесь яснее.
– Ну, не знаю… Может быть, грудь.
– Немногим же он довольствуется, ваш красавчик. Надо быть совсем бесчувственным чурбаном, чтобы не захотеть большего.
– «Мой красавчик»? Вы так говорите, будто я автор. Я лишь комментирую написанное.
– Вздор. Великие книги потому и великие, что каждый читатель становится их автором. Вы прочитываете их так, как вам хочется. А хочется вам совсем немногого.
23 
