43 
Пока питомица Капитана плакала на своей кровати, убийца наводила справки. Дела Лонкура вел нотариус из Танша. Франсуаза позвонила ему и узнала, что своей душеприказчицей Капитан назначил ее, а единственной наследницей была Хэзел.
«Побольше бы таких сознательных покойников», – подумала мадемуазель Шавень.
Когда были улажены скучные формальности, медсестра сообщила девушке:
– Вы теперь владелица колоссального состояния. Чего бы вам хотелось?
– Остаться на Мертвом Пределе, чтобы никто не видел моего ужасного лица.
– Как раз перед смертью Капитана я говорила, что хочу жить здесь с вами. Вы по-прежнему не против?
Лицо Хэзел просияло.
– Я уже не смела и надеяться! Это мое самое заветное желание!
– Оно совпадает с моим.
– Но вправе ли я принять такую жертву? Ведь вы красивы, вы могли бы жить в большом мире, среди людей.
– Меня к ним совсем не тянет.
– Как это возможно?
Вместо ответа Франсуаза крепко обняла свое сокровище.
– Вы куда интереснее, чем целый мир, – сказала она девушке.
Так свершилась бархатная революция. Мадемуазель Шавень никого не уволила: верные люди всегда могли пригодиться, да и огромные деньги, кроме как на содержание прислуги, на острове тратить было больше не на что. Жаклин и дворецкий продолжали исполнять свои обязанности по кухне и дому.
Франсуаза перебралась из пурпурной комнаты в спальню Капитана. Не так уж редко кратчайший путь к власти лежит через тюрьму. Никому и в голову не пришло оспаривать ее права.
Время от времени Франсуаза ездила в Нё, где ее считали вдовой Лонкура. Она покупала редкие ценные книги, цветы и духи. Двое охранников всегда сопровождали её и несли покупки.
Она непременно делала крюк, не отказывая себе в удовольствии зайти в аптеку, чтобы подразнить своего разоблачителя. Всякий раз бывшая медсестра с елейной улыбкой просила у него термометр. «В память о старых добрых временах», – уточняла она. Аптекарю стоило больших усилий сохранять невозмутимый вид.
Вернувшись на Мертвый Предел, Франсуаза входила в комнату Хэзел, преподносила ей белые лилии и другие подарки, которые выбирала для нее в городе. Девушка сияла. С тех пор, как медсестра заняла место ее опекуна, бывшая питомица Капитана была из седьмом небе от счастья.
– Ну и что с того, что я безобразна? – регулярно повторяла она молодой женщине – Красивая внешность никогда не дала бы мне удела счастливее, чем жизнь с вами.
На самом же деле она хорошела день ото дня, и единственная, кому дано было ею любоваться, блаженствовала.
Лет двадцать спустя случилась война. Обитательницы Мертвого Предела ее почти не заметили и нисколько ею не интересовались.
Только когда неподалеку высадились союзники, они немного посетовали:
– Скорей бы все кончилось. От этих людей столько шума.
Второго марта 1973 года мадемуазель Шавень, войдя в спальню мадемуазель Энглерт, присели на край ее кровати и сказала:
– Сегодня исполняется ровно пятьдесят лет с того дня, как я познакомилась с вами.
– Не может быть!
– Да-да, мы с вами уже не молоденькие.
Они рассмеялись и стали наперебой, вспоминать многочисленных кухарок, которые за эти годы «надорвались у плиты»: Жаклин, потом Одетта, Берта, Мариетта, Тереза. Каждое имя вызывало новый взрыв веселья.
– Вы обратили внимание? – заключила старшая. – Ни одна не продержалась больше десяти лет.
– Неужели мы так много едим? – прыснула младшая. – Или мы и в самом деле чудовища?
– Я-то точно чудовище.
– Вы? Что вы, Франсуаза, вы – святая. Вы пожертвовали ради меня всей жизнью! Если существует рай, его двери уже распахнуты для вас.
Наступило молчание. Бывшая медсестра как-то странно улыбнулась. Помедлив, она произнесла:
– Теперь, Хэзел, я могу сказать вам.
И рассказала все, начиная с пожара на Гваделупе. Хэзел сидела остолбенев. В утешение ее подруга добавила такие слова:
– Не убивайтесь. Что уж теперь, когда от вашего лица одно воспоминание осталось!
– Скажите мне, скажите, какой я была.
– Это не выразить никакими словами. Вы были так божественно прекрасны, что я ни на миг не устыдилась своего преступления. Вот что, по крайней мере, вам следует знать: еще ничья красота не оставалась такой нерастраченной, как ваша. Благодаря нашему счастью на острове, я насладилась каждой, даже самой малой черточкой вашего лица.
Они долго молчала. Та из двух старух, что была помоложе, выглядела растерянной.
– Вы очень сердитесь на меня? – спросила старшая.
Хазел подняла на нее свои чудесные глаза.
– Напротив. Открой вы мне это пятьдесят лет назад, я бы не устояла перед искушением показаться всему свету и, уж наверное, попала бы не в такие хорошие руки, как ваши. Мне на долю выпали бы мучения, которым подвергают красоту люди и время. Никогда бы мне не знать неомраченного счастья, что подарили мне вы.
– Это вы мне его подарили. Деньги ведь ваши.
– Я не могла найти им лучшего применения.
– Выходит, вы мне благодарны?
– А вы как будто этим разочарованы.
– Не станете же вы отрицать, что я чудовище?
– Нет, не стану. Но что может быть лучше для красавицы, чем повстречать чудовище?
Франсуаза улыбнулась. Она что-то прятала за спиной. Это была белая лилия, и она протянула ее Хэзел.
43 
