36 
– Я не отрицаю, кое-какие преимущества мне даны от природы. Но именно благодаря ему проявилась моя красота. Нужно было любить так сильно, как он, чтобы родилась подобная гармония.
– Прекратите, слушать больше не хочу эту чепуху!
– А я бы, наоборот, слушал и слушал, – вмешался Лонкур, растроганно улыбаясь.
– Посмотрите на него, он просто тает от удовольствия – взорвалась Франсуаза. – Немыслимо: пять лет держал ее взаперти, и она же еще его благодарит!
– Если мне позволено будет высказать мое мнение… – продолжал старик.
– Замолчите, или я выстрелю!
– Нет, дайте ему сказать, – вступилась девушка.
– Спасибо, детка, – кивнул он. – Итак, если мне позволено высказать мое мнение, вы обе и правы и не правы. Хэзел не права: когда я увидел ее впервые пять лет назад она уже была достаточно хороша, чтобы вскружить голову всему свету. Недаром я влюбился с первого взгляда и похитил ее. Но Хэзел и права: сегодня ее красота еще ослепительнее, чем пять лет назад. Права и Франсуаза: Хэзел стала взрослой, и это сыграло немалую роль. И Франсуаза не права: моя любовь способствовала расцвету ее изумительной красоты.
– Должно быть, сама-то Хэзел не слишком, вас любила, раз вы такой облезлый урод.
– Нельзя иметь все сразу. Для меня невероятное счастье и то, что она испытывала ко мне нежность.
– Это было нечто большее, чем нежность.
– Хэзел, замолчите, не то я вас ударю!
– Почему вы так кипятитесь, Франсуаза?
– Почему? А вы как думаете? Я попадаю в незнакомый дом, нахожу тан девушку, которую держат в неволе, она жалуется мне на измывательства старика-тюремщика, такая беззащитная, смотрит на меня умоляющими глазами, а я-то, наивная провинциалка, верю, сочувствую, всем рискую, чтобы помочь несчастной жертве, покупаю столько термометров, что меня принимают за отравительницу, сама оказываюсь под замком, убегаю, подвергая опасности свою жизнь, вместо того чтобы выбраться отсюда вплавь, возвращаюсь, сама лезу к волку в пасть, чтобы вызволить несчастную девицу, раскрываю ей наконец чудовищный обман ее опекуна – и каков же результат моих стараний? Эта юная идиотка говорит старому негодяю самым нежным голоском: «Я испытываю к вам нечто большее, чем нежность!» Вы что, издеваетесь надо мной?
– Успокойтесь, поймите…
– Я понимаю, что лишняя здесь! Я же вам мешаю! Какая парочка голубков и как они друг другу подходят! Вы были рады строить из себя жертву, а он рад-радехонек, что ему на старости лет выпала роль палача! А я? Позвольте узнать, какое место в вашей комедии вы отводите мне? Ах да, для ваших извращенных удовольствий не хватало главного: зрителя. Непосвященного зрителя, чье возмущение десятикратно усилило бы вашу страсть и ваше наслаждение. Из эту роль как нельзя лучше подошла недалекая медсестра, никогда в жизни не выезжавшая из своей дыры. Но вам не повезло у медсестры оказался скверный характер. Что, собственно, мешает мне убить вас обоих?
– Она помешалась, – вздохнул Лонкур.
– Придержите язык, вы! У меня палец на спусковом крючке!
– Не убивайте его, Франсуаза, вы ничего не поняли!
– Вы еще будете мне говорить, что я слишком глупа, чтобы разбираться в таких тонких материях?
– Дорогая моя подруга, сестра моя…
– Нет уж, бросьте эти штучки! Больше я на них не куплюсь!
Девушка упала на колени и, вся дрожа, быстро заговорила:
– Франсуаза, считайте меня дурой, убейте меня, если хотите, но умоляю вас, не думайте, будто я хотела использовать вас или посмеяться над вами. Я люблю вас больше всех на свете.
– Ерунда, это его вы любите больше всех!
– Как вы можете сравнивать такие разные чувства? Он мне отец, вы – сестра.
– Хорош отец!
– Да, хорош отец. Кому, как не мне, знать, что он дурно со мной поступил. Его вина велика и непростительна. И все же в одном я не могу сомневаться: он любит меня.
– Чудеса, да и только!
– Да, это чудо – любить так сильно! В его доме я чувствовала себя такой любимой!
– Вы так красивы, что всякий мужчина любил бы вас до безумия.
– Неправда. Мало кто из мужчин способен на такую великую любовь.
– Что вы об этом знаете? У вас ведь не было никакого опыта, прежде чем вы попали сюда.
– Я просто не сомневаюсь в этом. Не надо ни большой учености, ни богатого опыта, чтобы увидеть, каковы люди в большинстве своем они не умеют любить.
– Скажите лучше, что вам необходимо убедить себя в этом. Иначе мысль об этих пяти ужасных годах будет для вас невыносима.
36 
