очень нудно 
30 
– Мы сделаем базар на Привозе! Здесь всё очень дорого! – строго говорила мама своей сестре, моей тёте.
– Да-да, – отвечала моя тётя своей сестре, моей маме, – здесь для приезжих! А мы сделаем базар на Привозе, тем более в субботу приезжают Галка с Валеркой.
Все одесситы «делали базар» на Привозе. Ну и ещё на «Новом рынке». Я, например, делала его на «Новом рынке», когда уже жила в коммуне на Ибунина. «Новый рынок» ближе к медину.
О! Вот он – некогда торгсиновский и флотилии «Антарктика» магазин «Чайка».
– А вот здесь когда-то…
– Я знаю.
– Понимаю.
Нет, не понимает.
Что он может понимать о моих первых джинсах, купленных в «Чайке» на чеки, в свою очередь купленные моей мамой у папы моей одноклассницы. Что он может про это понимать? Про дубовые несгибаемые джинсы, сделавшие меня абсолютно, законченно счастливой когда-то. Ровным счётом ничего!
– Ну, дальше уже сами. Вы насколько?
– Мы на сколько? – спрашивает меня компания.
– На полчаса… – мне внезапно становится всё равно. А хоть и на пять минут. Так, только – выкупаться. Потому что это не моя Шестнадцатая. Уже.
Я чувствую себя старым ворчуном, который сейчас всем испортит настроение. Беру себя в руки. Это нелегко. Потому что на моей Шестнадцатой всегда было безлюдное утро и свеженамытые горы белого песка. А сейчас, на этой Шестнадцатой, многолюдная ночь и грязная пыль под ногами. Мне грустно, и кажется, сейчас я заплачу. Не из-за того, что моей Шестнадцатой уже нет. Вовсе не оттого, что мне не четыре или восемь, а уже без копеек сорок. Я заплачу лишь потому, что люди иногда плачут не из-за чего.
Не из-за безлюдных склонов, усеянных алыми маками.
Не из-за павликов-равликов, «лисичек», «орлов» и огромных валунов, мохнатые бока которых увешаны мидиями.
Не из-за бескрайнего рассветного моря изумрудного оттенка.
Не из-за… Не из-за… Не из-за…
– Из-за чего мы именно сюда тащились? – ворчит менеджер.
– Тсс! – мой муж прикладывает палец к губам.
Понимает.
Я сижу и смотрю вверх. Звёзды всё те же. Они огромные и близкие. Над прорвою медвежьей / Звёзды вырастают с кулак размером!
Из-за них.
– Смотрите, какие звёзды!
Вода тёплая и маслянистая. Слишком жаркое лето. Даже в ста метрах от берега – тёплая. Опускаешь ноги вниз – ещё теплее. На берегу шумно, попсово, матерно и мусорно. «На моей Шестнадцатой…» Нет, нет! Стареть нельзя!!! Ворчат только старики.
Муж отмывает мне ноги от песка морской водой, набранной в бутылку.
Точно так же в детстве я отмывала ноги от песка морской водой, набранной в бутылку.
И из-за этого.
Возвращаемся минут через сорок. Таксиста нет. Я внезапно впадаю в бесшабашную весёлость и уговариваю всех поймать другую фару и тикать отсюда. Раз уж он не ждёт своих клиентов, а кастрюлит. А мои такие поря-а-а-дочные – менеджер звонит и возмущается в трубку, мол, где вы? Вам что, деньги не нужны?!
– Так даже двадцати минут ещё не прошло! – подъехав ещё через четверть часа, отвечает ей таксист.
Вот это моя Шестнадцатая. Время здесь всегда было – относительнее некуда.
– Где ты была полдня?! – строго спрашивала меня бабушка.
– Полдня?! Мне казалось – всего часик прошёл…
И из-за времени.
Возвращаемся куда более прямой дорогой.
– Я спать, – говорит издатель.
– Я спать, – говорит менеджер.
– Мы погуляем, – говорим мы.
– Завтра с утра телевидение! Тебе надо выспаться!
Единственное, что мне надо – это не чувствовать времени. А если мне что-то сильно надо…
Мы гуляем почти до утра. Сперва по Приморскому бульвару. Туда-сюда. От Пушкина и пушки – до Воронцовского дворца и колоннады. Затем по балкону полулюкса. Туда-сюда. Снова – от Пушкина и пушки до Воронцовского дворца и колоннады.
Ночь. Я вижу Город. Прямо передо мною каштаны, но я вижу Город. Я знаю его с самого рождения. Я дружу с этими улицами, я – близкая родня этого залива, я – дочь Шестнадцатой Фонтана, я – сестра Амбулаторного переулка и племянница Тимирязевской. Я – воспитанница Костанди и не раз приезжала в гости к тётушке Черноморке. Мне совершенно не обязательно ходить туда-сюда по Приморскому, чтобы знать, где Пушкин и пушка, а где Дворец пионеров имени Яши Гордиенко и вся исписанная Васями и Додиками Колоннада. И дальше, за нею, Тёщин мост, Комсомольский бульвар, улица Короленко, улица Академика Павлова, корпуса медицинского института, улица Пастера, Горсад, улица Ласточкина, Оперный театр, платаны переулка Чайковского, снова Пушкин и пушка – и вот она, гостиница «Одесса». Пардон, «Лондонская». Конечно же, уже опять-снова «Лондонская». Since 1827. Круг замкнулся.
30 
