36 
Она приняла его руку, сердито прищурив глаза, и встала.
— А, вы тоже не забыли меня. — Его манеры и застенчивая улыбка, очевидно, приносили ему успех среди женщин. — Клянусь, что не имею ни малейшего намерения напасть на вас здесь, в галерее. В Ардендоне я просто принял вас за даму совсем другого сорта. Ну-ну. Зачем же кричать на меня. Я смотрю, вы научились у Гарета красноречию, пока были в Карлеоне.
Ровена открыла было рот и снова закрыла его. Она не сказала еще ни одного слова.
— Этого вполне достаточно, — продолжал он. — Я не потерплю подобного рода выражений от такой очаровательной дамы. Вам должно быть стыдно.
Ровена обрела наконец дар речи:
— Это вам, сэр, должно быть стыдно. Независимо от того, за кого вы меня тогда приняли, вы не должны были таким способом проявлять свое внимание ко мне. Рыцарям положено отличаться благородством и высокими моральными качествами. Даже даме не столь высокого происхождения необходимо оказывать уважение. Разве вы не почитаете рыцарский кодекс?
Блэйн аплодировал ей.
— Как сверкают ваши глаза! Вам к лицу такие речи! Еще, еще! Продолжайте.
— Я полагаю… — Ровена остановилась, сообразив, что он намеренно вовлек ее во все это. Ее сердитый взгляд сменился невольной улыбкой в ответ на озорную искорку в его карих глазах.
— Видите ли, моя прекрасная леди, в ту ночь я не только был одурманен вашей красотой, но и изрядно пьян. На следующее утро я проснулся с раскалывающейся головой, больным подбородком и тяжкими угрызениями совести. Как я мог так поступить с вами? Смиренно прошу вашего прощения.
Прежде чем Ровена успела ответить, он взял ее руку и повел по галерее.
Прямо под ними менестрель Мортимер склонился над своей лютней. Его лицо скрывалось за копной светлых волос. Какая-то дама в красном плюхнулась ему на колени. Он столкнул ее и извлек кислую ноту из натянутых струн. Смеющийся оруженосец занял ее место, и музыка Мортимера полилась весело и радостно. Зал взорвался хохотом.
— Гарет всегда говорил мне, что Карлеон — мой дом, так же как и его, — сказал Блэйн.
— И слова его запали вам в сердце, не так ли?
— Не столь глубоко, как ваши. Скажите, дорогая леди, что напоминает вам эта веселая пирушка?
Ровена оперлась локтем на поручень галереи, положив подбородок на руку, чтобы облегчить вес тяжелого плата.
— Мне это напоминает неудачную осаду.
— Отчего же неудачную? Осада не кровью и сражением, но музыкой и смехом, остроумием и наслаждением. Что может быть лучше, чтобы заставить петь женское сердце?
Ровена пожала плечами, делая вид, что не замечает страстных ноток в его голосе. Он оперся на поручень рядом с нею, стоя совсем близко, будто они много лет были друзьями.
— Что бы вы сделали, если бы сейчас под видом дружеской беседы здесь происходила истинная осада? Может быть, я поспешил сюда наверх только затем, чтобы похитить леди этого замка, пока его господин отсутствует?
— Марли — леди Карлеона.
Улыбка Блэйна заметно увяла.
— Марли не леди.
Ровена чуть отодвинулась от него. Ее взгляд беспокойно шарил по залу.
— Где же хозяин, о котором вы говорили?
— Возможно, во дворе. Обсуждает какие-нибудь скучные турниры или лошадиные стати.
— Вас интересуют другие вопросы?
— Предпочитаю вести изысканные беседы с дамами, если вы это имеете в виду.
— С дамами, которые вскоре кидаются к вашим ногам?
— Я предпочитаю тех, которые кидаются на меня с кулаками. И наносят довольно ощутимые удары. — Он потер свой гладкий подбородок, как будто боль еще напоминала о себе.
Ровена подавила улыбку. Трудно было не поддаться его обаянию.
— Я не намерена просить прощения, если вы этого ожидаете,
— О! Я готов ожидать целую вечность всего лишь одной просьбы от вас.
Ему, несомненно, предстояло подождать, ибо в этот момент в зал со двора вошел Гарет. Вошел один, а не в сопровождении группы смеющихся рыцарей, как ожидала Ровена. Он стоял, возвышаясь на целую голову над большинством мужчин в зале. Своим видом и манерами он походил не на веселого, радушного хозяина, а на чужака. Гарет высокомерно обвел глазами зал. Показалось ли Ровене, что смех сразу стал многозначительным, а промежутки тишины — более красноречивыми, или так было на самом деле? Пальцы Мортимера сильней ударили по струнам лютни, как будто желая наполнить неуместную тишину музыкой. Гарет принял бокал, предложенный ему какой-то дамой, и поднял его в насмешливом тосте за менестреля.
36 
