очень нудно 
88 
«Ты не один, – улыбался мне белый красавец. – Ты – малая часть Великого Мира. Он был, есть и будет, независимо от исхода вашей маленькой драчки. Следовательно, и ты тоже – будешь».
Я засмеялся, легко и радостно. Подбил вверх сильной частью клинка летящий мне в шею меч и нанес мощный, но элегантный укол. Примерно так, только более грубо мой ученик Скиди когда-то парировал эффектный удар Гуннара Гагары.
Попал я не в шею, как намеревался, а в нижнюю челюсть. Челюсти у скандинавов крепкие. Опять-таки – волосяной покров имеется. Однако заплетенная в тугую косицу борода – слабая защита против закаленной стали. Жало Вдоводела вошло в кость так легко, что я почти не ощутил сопротивления. Я отдернул меч, собираясь уколоть еще раз, но мой противник и без того начал заваливаться назад, а сорвавшиеся с моего клинка капли крови упали прямо к лапам моего Волка. И Белый, не сводя с меня глаз, наклонил башку и лизнул смоченную влагой жизни траву.
Ну да, я смотрел на Волка, а не на свирепых датчан, набросившихся на меня разом. А зачем мне на них смотреть, если я и так провижу все их проделки? Вот этот намеревается сбить меня щитом, а тот – принять на свой щит мой удар (если таковой будет) и атаковать снизу, из-под щита. Если я уйду прыжком, то первый скорее всего меня достанет. А если отпрыгну, то окажусь левым боком к третьему братцу, который достанет меня уже наверняка. Какая славная и беспроигрышная комбинация… И я ломаю ее одним движением, просто ухватив свободной левой рукой за край толкающего меня щита и выворачивая его в направлении движения.
Весу во мне – три четверти от нормального нормана, но вес не имеет значения, когда выбран правильный вектор усилия. А у меня сейчас все движения – правильные. Потому что я сейчас – как наш драккар, скользящий над волнами и управляемый безошибочным кормилом Ольбарда Синеуса. Я не разбиваю морские волны, а «прогибаюсь» вместе с ними, скольжу на тончайшей прослойке воздуха, отделяющего дерево от воды.
Мой противник… Нет, скорее партнер. Партнер в великолепном и смертельном танце, партнер и ведомый. Я тяну за щит, а он удерживает рукоять и движется следом, по моей воле, втягивая в мой танец остальных: того, кто должен был «принять» меня, и третьего, которому было назначено вогнать клинок мне в бок или в спину. Третий бросается ко мне. Он очень торопится, но всё равно его братец, тот, что тянется за своим щитом, оказывается между нами раньше. И в этот момент я отпускаю щит и инерция бросает его хозяина на брата. Прямо на меч. Нет, он конечно успевает убрать клинок. И даже отклониться в нужную сторону, чтобы братец в него не врезался. Но… Перекрывает линию атаки другому брату. И его правая рука (он отвел ее, чтобы не поранить родича) очень удачно оказывается как раз на умбоне его собственного щита. Мне остается лишь ударить. Не слишком сильно. В этом нет необходимости. Умбон щита выступает плахой, на которой в момент удара лежит правая кисть датчанина.
Лежала. Теперь она летит на землю вместе с мечом, а ее недавний обладатель рефлекторно делает выпад в мою сторону (так часто бывает – боли-то нет, шок), но вместо смертоносного железа в меня летят куда менее опасные кровавые брызги.
А я уже проскальзываю – протекаю мимо – к третьему братцу. Мне легко и радостно от того, как… мне легко и радостно. Я на самом стержне жизненного потока. Что может быть лучше? Но мой очередной партнер этого не понимает. Мой смех, похоже, вызывает у него страх. И, как положено воину, испуганный, он нападает. Немедленно.
Но недостаточно быстро. Мы уже слишком близко для такого замаха. Я перехватываю свободной левой его правую руку – за край доспешной рубахи – колю Вдоводелом в бедро, доворачиваю клинок, расширяя рану, толкаю сторкадова брата плечом, он падает на тропу, боком, на свой щит…
И я лечу следом, сбитый с ног мощным ударом щита.
Ошибка. И я знаю, почему так произошло. Понимаю даже раньше, чем приземляюсь на упавшего датчанина. Потому что – кайф. Я слишком увлекся им. А – нельзя. То есть можно испытывать и радость и восторг от моего состояния. Но восторг, а не ВОСТОРГ!
Этот грубый толчок и боль, которую испытывает моя спина, мгновенно (я успеваю поймать укоризненный взгляд Волка) приводят меня в чувство. И падаю я уже правильно. Не на крестовину меча, которой раненый в ногу датчанин «заботливо» целит мне в глаз, а защищенным кольчугой плечом – на его клинок. Датчанин кричит. Другая часть перекладины вонзается ему в щеку. А я уже перекатываюсь на спину и встречаю Вдоводелом набегающего третьего. Набегающего, чтобы добить, но натыкающегося ногой на жало Вдоводела. Я мог бы ударить его под кольчужную юбку, в пах. Но – пожалел. Клинок «всего лишь» вспорол икру. И увяз.
88 
