очень нудно 
88 
– Я скажу тебе, что ты мог сделать, – Келгани старался, чтобы его голос звучал спокойно, без истерических ноток. – Ты мой настоять на том, чтобы они хотя бы дождались утра. Еще ты мог немедленно доложить мне или Тейту. Или ты забыл, кому подчиняешься?
– Я пытался, но Тейта не было на связи. К тому же, у них было оружие, и выглядели они так, будто готовы пустить его в ход. А я совсем не герой. Келгани, пойми меня правильно, я не в курсе ваших разногласий и не хочу в это лезть. Всё, чего я хочу – это делать свою работу.
– Посмотрим, как ты будешь делать свою работу, когда Тейт обо всем узнает.
– Уверен, что он вынесет справедливый вердикт, – с достоинством сказал Адарон. – Я могу идти?
– Иди.
Когда за Адароном закрылись двери лифта, Келгани почувствовал, как на него разом навалилась усталость всех пятидесяти шести лет его жизни. Он прошел не одну войну, отправлял войска в тяжелейшие битвы и сам не раз едва уходил живым от неприятельского огня. Но на поле, где, вместо бомб и лазерных лучей, в ход шли интриги и казуистика, он оказался бессилен. Годы борьбы с Кинбакабом настолько вымотали Келгани, что он начал сдавать позиции не только как управленец, но и как воин. Сейчас он ярко вспомнил все те дни, когда бывал слишком занят или слишком уставал для того, чтобы внимательно выслушивать озабоченных военной ситуацией командиров отрядов или со всей надлежащей строгостью проводить проверки в учебных зонах.
Конечно, можно было сорвать злость на Адароне, одержать хотя бы одну незначительную победу, которая позволила бы еще какое-то время тешить себя иллюзиями по поводу того, что ситуация находится под контролем. Но допросная комиссия находилась в подчинении у Тейта, и только Тейт имел право вводить санкции в отношении подчиненных.
Все эти мысли метались у него в голове, как пойманные в банку насекомые, и никак не хотели складываться в стройную систему. Поэтому Келгани лишь вздохнул и отправился в свой кабинет. Нажав на кнопку закрытия двери изнутри, он уже собирался упасть на диван и проспать несколько часов в надежде на то, что это поможет ему прийти в себя и утихомирит вновь усилившуюся головную боль. Но, прежде чем дверь с шипением закрылась, в проем успел вскочить Тейт.
– Ин-лак-ех! – поприветствовал он Келгани. – Что это с тобой такое? Я тебя позвал еще в коридоре, но ты как будто не услышал. Да и выглядишь неважно. Здоровье шалит?
– Да, не молодеем, – с досадой ответил Келгани. Насколько Тейт нужен был ему вчера или хотя бы сегодня утром, настолько же он был не к месту здесь и сейчас.
– Я бы тебе советовал последовать моему примеру, подлечиться. В госпитале жизнь начинает играть новыми красками. Лежишь себе в просторной светлой палате, отдыхаешь, а молодые ицамнийки приносят тебе еду и делают витаминные укольчики. Красота! Я как будто лет на десять помолодел. И нечего цепляться за долг и ответственность – от больного ажсула толку все равно мало.
– Да от меня и от здорового толку не много, – вздохнул Келгани, усаживаясь на диван, оснащенный тремя режимами терморегуляции.
– Что тут произошло, пока меня не было?
– Видел представление на площади?
– Да, проходил мимо. Надо сказать, был удивлен. Давно такого не было в Кинчене.
– Эталон стиля Кинбкаба, – проворчал Келгани. – Но суть в том, что он сделал это в обход меня. Сам всё провернул и весьма доволен собой. И в обход тебя, кстати, тоже. Пленников даже не успели допросить.
– Да, это неприятно…
– Неприятно, и только? – Келгани был возмущен тем, что ни один мускул не дрогнул на лице Тейта. – Да он творит всё, что хочет! Воспользовался твоим отсутствием, наплевал на правила. Адарон сказал, что Кинбакаб среди ночи явился в тюрьму с вооруженным отрядом. Как тебе это, а? Попахивает революцией.
– Главное, не кипятись. С Адароном я разберусь. А вот с Кинбакабом, конечно, сложнее. Он пользуется тем, что мы не можем решить проблему законным путем, предать огласке. И ведь мы действительно не можем, – Тейт посмотрел в окно, за которым текла обычная жизнь, горожане шли по своим делам, и никто из них понятия не имел о том, что происходит за стенами ажсулата. – Если мы начнем открытое противостояние, неизвестно, чью сторону примут кинченцы. Это, если они вообще захотят принимать чью-то сторону. Странники давно чувствуют, что в ажсулате что-то не так. Каждый раз, когда происходят перебои с продовольствием, или дикари разбивают наши отряды, кинченцы думают «а так уж ли хорошо аж-сулы справляются со своими обязанностями?». Конечно, двадцать лет назад такое никому бы и в голову не пришло, но Магистрат с его законами остался далеко, всё очень изменилось. Может подняться бунт.
88 
