очень нудно 
32 
Словно растворилась в воздухе.
– Почему…– Тенгиз замялся.
– Почему я расположен к тебе? – угадал его вопрос сияющий юноша. – Потому что я тебя люблю!
Нельзя сказать, что это было ответом.
Улыбка юноши стала еще лучистее.
– Ты мой брат! – произнес он с нежностью. – Ты – моей крови, Тенгиз Саянов.
– Я? – Тенгиз едва не подпрыгнул на месте.
– Мой отец – Олег Саянов.
– О! – Тенгизу нечего было сказать.
Сияющий юноша терпеливо ждал, пока Тенгиз возьмет себя в руки.
«Чем-то он похож на принца Гаутаму, – возникла вдруг мысль в голове Тенгиза. – Только у него – светлые волосы. А отчего я решил, что у Гаутамы они были темными?»
Какой вздор, однако, лезет в голову!
– А где он сам? – спросил Тенгиз.
– Олег? Он – в мире Темной Луны. Умер.
– Отчего же он умер? – сказал Тенгиз без всякой задней мысли. Просто чтобы что-то сказать.
Сияющий юноша перестал улыбаться. Его лицо вдруг стало холодно – и бесстрастно.
– Мой отец оскорбил Госпожу. Госпожа не прощает. Никогда.
– Госпожу? – Тенгиз ощутил беспокойство. – Это кто?
– Это – Госпожа, – произнес юноша ледяным голосом. – У нее тысячи имен. Люди звали ее Маат, Истиной, Великой Матерью, Владычицей, Неотвратимостью… Не думаю, что эти имена тебе интересны. Я зову ее Госпожой, как Древние. Но и она обращается ко мне «Господин»!
– А у тебя… есть имя?
– Есть. – В чарующий голос юноши вернулось тепло. – У меня тоже много имен, брат. Для тебя я – Анк. Так звали меня Дети Дыма много тысяч лет назад.
– Сколько лет, прости?
– Несколько тысяч. Четыре или пять… Тебе нужна более точная дата?
– Не обязательно, – качнул головой Тенгиз. – В любом случае ты неплохо выглядишь для своего возраста.
– Я еще старше, чем ты думаешь, – Анк подмигнул. – Правда, в те времена это был не совсем я… И все-таки это был именно я.
– Что-то я не очень понял…
– Со временем поймешь. Сейчас это не важно. Считай, что в те времена я был немного другим. Видишь ли, брат, тогда весь этот мир принадлежал мне. То было время, когда Имена Соединялись и все сущее было единым целым. Тогда, – проговорил он мечтательно, – мир был другим. Весь мир, а не только этот крохотный остров. И все было другим. И я. И Маат.
– Маат – это та, кого ты назвал Госпожой?
– Почти, – ответил Анк. – Имя многое значит, брат. Так что Госпожа – это не совсем Маат, а я… Для тебя я – Анк, но Древние зовут меня Тот. Тот-Кто-Властвует. Тот-Кто-Пришел.
– Древние – это… они? – Тенгиз кивнул головой в сторону темного зева коридора. – Эти твои девушки? С ногами газелей?
– Да. Ты радуешь меня! Да. Они – мои. Маат правит ими, их жизнью, смертью. В определенном смысле они и есть Маат. Но ты понял верно: они – мои.
Тенгиз понял, что коснулся важной темы, но развить ее не решился.
– Они гипнотизируют голосом! – сказал он.
– То власть Маат, – ответил Анк с оттенком пренебрежения. – Эта власть – ничто в сравнении с моей властью.
«Да он тщеславен!» – удивился Тенгиз.
Анк тут же развеял эту идею:
– Говорю, чтобы ты знал: тебе нечего опасаться их, брат. Их желания не совпадают с моими. Но они – ничто. Для тебя. Я тоже властен над всем живым. И не только…
– Над чем же еще? – спросил Тенгиз. Он физически ощущал силу Анка. И испытывал что-то вроде ликования. Что это? Тоже чары? Или подсознание Тенгиза решило, что он и этот прекрасный юноша – в одной команде?
– Не только.
В руке юноши появилась короткая палка толщиной с большой палец.
– Вот это, – произнес он, – есть у меня, чтобы властвовать над неживым.
– Жезл? – спросил Тенгиз, пытаясь определить, что это такое. Смахивало на выкрашенный темно-красным лаком кусок бамбукового стебля.
– Жезл? Нет. Моя свирель. Ей повинуется то, в чем нет истинной жизни!
– Свирель?
В сознании Тенгиза что-то щелкнуло.
– Ты… Пан? – ошеломленно проговорил он.
– У меня много имен, – сияющий юноша погладил свирель длинными тонкими пальцами. – Было среди них и такое. Хотя то были не лучшие времена для меня. Что удивило тебя?
– Мифы, – пробормотал Тенгиз. – Значит, это правда?
– Конечно, – с готовностью подтвердил Анк. – В мифах всегда правда. Вот только какая… Жизнь творит историю, история создает миф, а миф создает жизнь. Во всяком случае, так говорил один из наших с тобой предков.
32 
