219 
И это я просек во время переговоров о мире!.. Ну что ж, запомним — мало ли, как еще жизнь повернется.
После чего мы с Мадам обговорили ряд пунктов о ненападении и взаимовыручке, наметили несколько совместных мероприятий и стали прощаться, очень довольные друг другом.
— О’кей, Муся! — сказал я Мадам. — Как говорят в Германии: «Абгемахт!» В смысле — договорились!
Глянул на недобрые рожи Охраны, на подозрительные рыла Прислужников и прочих Холуев, посмотрел в мудрые, хитрющие глаза Мадам и снова на всякий случай добавил:
— Но если твои раздолбай только попробуют...
— Все, все! — прервала она меня. — Как ты сказал? «Абгемахт»? Так вот — абгемахт. Договорились. И кончай залупаться!
* * *
Проснулся в двенадцать.
То, что двенадцать — сомнений не было. День в окнах, а на больших Тимуровых часах с Дональдом Даком на циферблате обе стрелки пиками строго смотрят вверх. А это — двенадцать. Я знаю.
Пить хочется, жрать хочется, гадить хочется — спасу нет!
В доме никого. Рут на работе, Тимур в школе.
Ноги мягкие подламываются, хвост волочится по полу, самого качает— еще поспать, что ли?.. Так ведь недолго во сне и описаться! Этого еще не хватало. Не Котенок все-таки...
Тащусь в кухню. С диким трудом вспрыгиваю на подоконник, оттуда жутко неловко и некрасиво перепрыгиваю на дерево — плюхаюсь на ветку, как мешок с говном (в любом смысле этого слова), спускаюсь на землю и лезу под старый автомобиль.
Сижу, пытаюсь делать свои дела...
Заглядывает какой-то пожилой Кот.
— Хай! — говорит. — Я, извиняюсь, вчера так и не понял...
— Иди отсюда, дубина стоеросовая, — говорю. — Не видишь, я занят!
Ушел, слава Богу, кретин несчастный. Выбрал время...
Ох, батюшки... Что же я вчера такого сожрал, отчего меня так крепит?! Жидкости, жидкости нужно больше употреблять — супчики разные, сливочки жирненькие, сметаночку... Тогда и запоров не будет. И двигаться нужно больше — прыгать, бегать, трахаться! Чтобы организм работал на полную! И спать ложиться вовремя, а не под утро.
Вот отыщу Шурика Плоткина, обустроимся мы в Нью-Йорке, и начну я вести новый, здоровый образ жизни...
Фффу-у!.. Слава те, Господи! Сработало.
Понимаю— натурализм, то-се, пятое-десятое... Но ведь — Жизнь. Куда от нее денешься?
Минут десять, наверное, зарывал. Вылез из-под автомобиля — этот Кот опять ко мне:
— У меня всего один вопросик...
— Вот вечером его и задашь, — говорю. — Сейчас мне некогда.
На дерево, с дерева на подоконник, а уже оттуда в кухню.
И сразу вижу — низенькая подставочка, на ней две белые мисочки. В одной какая-то замечательная жратва неведомая, во второй — нескисающее молоко. Вот как они его делают?
А вокруг все пахнет Тимуром и Рут... Какая Женщина! И пацан, конечно, классный.
Я давай скорей умываться, приводить себя в порядок. Тут я ни времени, ни сил не жалею. Это у меня в крови.
А жрать хочу, как говорил Шура, — будто семеро волков!
Пожрал я, снова умылся, почистил лапы между когтями и пошел осматривать квартиру. Я ведь нигде, кроме кухни-столовой и комнаты Тимура, и не был.
Большая квартира. Больше нашей ленинградской раза в три. В Нью-Йорке вообще все очень большое.
Комната Рут тоже была большая — с огромной кроватью, больше, чем у Фридриха фон Тифенбаха. Наверное, после Фреда осталась. Шкафы по стенам, фигурки всякие смешные, фотографии на тумбочках и туалетном столике — здоровый простоватый парень с симпатичной физиономией в полицейской форме — скорее всего Фред Истлейк. И с Рут... И свадебные фото — Рут в белом платье, а Фред в сером фраке. И цветы, цветы, цветы... И похороны Фреда. Очень много цветов. Рут в черном, с черной шляпки на лицо свисает такая черная сеточка.
А вот Рут в полицейской форме с Тимуром у полицейской машины. Такие машины обычно по телику показывают. Они приезжают с воем и мигалками к концу фильма, когда уже обычно все сделано и закончено.
Из комнаты Рут есть выход прямо в ванную. Очень удобно. И там же все остальное...
Гостиная просто необъятная! Как вся наша квартира на Гражданке. Была, была... Сам понимаю, а все никак не могу свыкнуться с мыслью., что всего лишь «была», а теперь — нету...
Хотя, помню, кто бы ни приходил, все говорили:
«Какая у вас с Мартыном миленькая квартирка! Только зачем так много книжек? Они же пыль собирают...» Но это в основном говорили или Шурины поблядушки, или Шурины «друзья детства».
Вот кого я не переваривал, это Шуриных друзей детства!!!
219 
