очень нудно 
48 
От этой чужой стрелы Гошка так удивился, что застыл столбом — как Лушка глупая, только что рот руками не закрыл. А очнулся, когда над собой услышал:
— А ты храбрый, малой!
Тут Гошка обернулся и увидел Его! Сначала коня увидел огромного. Степняков конь рядом с этим — будто жеребенок годовалый. А на коне — всадник. Да такой красивый: в сверкающем железе с головы до пят. Да по железу, золотом — картинки чудные. А на шлеме — личина страшная, с дырками, из которых глаза сверкают. А над личиной-образ чудный. Всадник с копьем, гада дырявящий.
«Не иначе, сам великий князь», — подумал Гошка И так растерялся, что даже на колени не пал. Так и остался стоять, рот разинув.
А князь рукой махнул — и понеслись мимо них вой конные. Много. И все в бронях сверкающих. К селу поскакали.
Гошка испугался: на пути у них батя лежал. И Лушка. Но всадники увидели их и не стоптали. А Гошка как про батю вспомнил, так побежал к нему… И сразу понял, что тот — мертвый.
Гошка присел рядышком, батю за руку, теплую еще, взял и заплакал. И все плакал и плакал. Так плохо ему было. А потом про мамку вспомнил и плакать перестал. На ноги вскочил, к селу бежать хотел, но тут рядом тень увидел: тень великанова коня и всадника его. Это значит, пока Гошка плакал, он рядом стоял.
— Родич твой?
— Батюшка.
— Беда… — прогудел всадник. — Велю гридням своим: похоронят по-людски. Как зовут тебя, малой?
— Годун, — всхлипнув, проговорил Гошка.
— Поехали, Годун. Темнеет уже. Скоро волки придут.
— Я волков не боюсь, — хмуро сказал Гошка и еще раз всхлипнул.
— Верю, — согласился всадник.
Подхватил Гошку легко, будто куренка, усадил коню на холку, и они поехали.
Глава пятнадцатая
СТЕПНАЯ СЕЧА
На этот раз они поспели вовремя. А может, копченые замешкались: не налегке шли, обремененные добычей. Квадратные возы на огромных колесах величественно, будто лодьи, катили по степи, по днища утопая в травах. Впереди с полсотни копченых гнали табун в тысячу голов, не менее. Позади, по вытоптанному следу, гнали скот: овец, коз, невысоких поджарых корон степной породы. За скотом тянулась вереница полоняников. Мужчин, увязанных цепочкой, с вывернутыми руками и петлями на шее, женщин и детей, которых тоже гнали гуртом, как овец.
Печенеги шли беспечно, неторопливо, погони не опасаясь.
Артём удивился. И обрадовался.
— Бить будешь? — Подобранный вчера на пепелище мальчонка сидел на конской холке перед воеводой, по-степному поджав ноги, хотя стремян у него, ясное дело, не было. Цепко сидел. Сразу видно, что на лошади не впервые.
— Ой, буду! — Артём потрепал мальца по белобрысой голове.
Найденыш напомнил Артёму младшего брата Славку. Конечно, в ту пору, когда Славка был Артёму макушкой по пояс, а не на голову выше, как нынче. Хотя уже и тогда в Славке будущая богатырская стать угадывалась. Да и малец этот, Годун, коли кормить хорошо, немаленьким вырастет.
Но подобрал его Артём не из-за сходства с братом. В груди мальчишки билось сердце прирожденного воина. Откуда — Бог знает. Может, любилась его мамка с княжьим гриднем. А может, и родный отец был таким же храбрецом. Пограничье как-никак.
— Меня возьмешь?
— Возьму, — обещал Артём. — Вместе в бой пойдем. Будешь щит мой держать.
Артёмову боевому коню лишние полтора пуда — не груз. И щит обоерукому воеводе тоже не нужен. Мечом стрелу отбить еще ловчее. Однако было любопытно поглядеть, как будет держаться мальчишка в настоящей сече.
Пересев с заводной на боевого коня, Артём усадил мальца перед собой в седло, сунул ему в руку легкий кулачный щит — по размеру в самый раз.
— Его Соколом кличут, — сообщил князь-воевода Гошке. Вынул откуда-то яблоко и угостил жеребца.
— А можно — мне? — спросил Гошка.
— У тебя не возьмет, — качнул головой князь-воевода. Свистнул, сзывая сотников, и начал распоряжаться: — Лузгай, тебе — не дать побить полоняников, потому ты — первый. Спугнешь овец, чтоб оказались между вами и возами. Дальше — сам разберешься.
Лузгай кивнул.
В его умении Артём не сомневался. Ныне Лузгай встречает свое тридцатое лето. Сам из детских. Был в старшей гриди Ярополка. Под Артёмовым началом. Степняков побил больше, чем гусей у него на подворье.
— Вальгар, ты ударишь в лоб. Будет трудно: печенегов против тебя будет втрое.
48 
