54 
Впервые я видел Гонтового в таком состоянии. Но сейчас мне было наплевать на него. Мне было важно, что скажет Сахно.
— Пусть сольет горючее, выпустит закрылки и садится с креном на выпущенную ногу. И до последнего метра пусть работает элеронами. Как начнет заваливаться, так сразу же несколько резких торможений... Черт с ним, пусть его развернет. Ничего страшного. Консоль снесет... Ну, может, плоскость поломает. А так больше ничего не должно быть... — сказал Сергей Николаевич.
— Для этого знаешь как летать надо! — испуганно воскликнул Гонтовой. — Для этого ювелиром быть нужно!..
— У меня в сорок третьем ну точь-в-точь такая же петрушка получилась... На «пешке», — неуверенно сказал инженер и почесал нос.
— Вспомнила баба, як дивкой була! — зло повернулся к нему Гонтовой. — Пусть идет в Хлыбово, пока все горючее не вылетал...
— Да заткнитесь вы! — сказал я ему и с надеждой посмотрел на старого инженера: — Ну?
— Да ничего... Подойду к полосе, прижмусь до минимума, стукну одним колесом об землю и снова по газам. Раза два-три пристукнул — и вторая нога вывалилась.
— Ну что? — спросил меня Сахно. — Попробуем?
— Командуйте, Сергей Николаевич.
Сахно взял в руки микрофон и негромко проговорил:
— Сорок пять шесть пять четыре, я Сантонин... Старший диспетчер Сахно.
Пауза длилась всего две, от силы три секунды, но мне показалось, что достаточно еще одного мгновения, чтобы я задохнулся.
— Вас понял, — наконец ответил динамик. — Здравствуйте, Сергей Николаевич.
— Как дела?
— Могло быть хуже, да вроде уж некуда.
— Как с горючим?
— Чего-чего, а этого добра...
— Слушай, командир, — сказал Сахно, — заходи на полосу...
Учись, Витя, учись!.. Время пройдет быстро — оглянуться не успеешь, как тебе придется ткнуться лбом в собственный биологический рубеж. Кем ты станешь в пятьдесят шесть? Диспетчером службы движения? Начальником отдела перевозок, инструктором на тренажере?..
Когда жизнь делает разворот на сто восемьдесят у такого, как двадцатидвухлетний Димка Соломенцев, все проще. Лишь бы в нем был с самого начала заложен Человек. Когда же ты резко меняешь курс после пятидесяти лет, прожитых на земле и на небе, на тебя со страшной силой обрушиваются перегрузки, не учтенные никакими графиками разложения сил, никакими векторами. Тяжелейший груз многолетних привычек, устоявшегося распорядка, комплекс привычек — вся структура твоего существования, сцементированная только одним — летать, летать, летать! — все разрушается под страшным воздействием резкого разворота. И если у конструкции нет достаточного запаса прочности, конструкция разрушается. Тогда это трагедия. Тогда человек погибает. Тогда ни к чему все усилия ученых, старающихся продлить людскую жизнь...
Но если ты в пятьдесят шесть все-таки сумел притереть к полосе свою искалеченную перегрузками машину со вспученной обшивкой на плоскостях, с деформированным стабилизатором и заглохшим двигателем да еще и сумел сделать так, что, стоя на земле, этот вылетавший свое агрегат вдруг станет всем необходим, тогда все в порядке. Значит, был запас прочности, и да здравствуют ученые, которые очень хотят продлить человеческую жизнь!..
«Ил» закончил круг и понесся к земле. И если мы до сих пор только слышали его, то теперь мы все яснее и яснее стали его видеть. Чем ближе он подходил к полосе, тем тревожнее становилось у меня на душе. Привычная конфигурация садящегося самолета была резко и нелепо нарушена. Вид одиноко висящего под левой плоскостью колеса и торчащей тоненькой носовой стойки, наглухо закрытые створки правой мотогондолы и неожиданная пустота там, где по всем законам должно быть правое колесо, производили пугающее впечатление.
Я не знаю, что испытывали все остальные, стоявшие на вышке, но мне стало не по себе. Может быть, потому, что несколько лет тому назад, в армии, я уже видел такую посадку и помню, чем она кончилась...
«Ил» вплотную подошел к земле на большой скорости и ударил левым колесом о жесткую посадочную полосу. За колесом взорвался клуб пыли, и самолет стал резко набирать спасительную высоту...
А правая нога так и не вышла. «Ил» пошел на второй круг. И пока он снова заходил на полосу, я подумал о том, что, может быть, именно сегодня я буду держать экзамен «на чин». Именно сегодня...
Снова «Ил» стал заходить на полосу.
— Господи! Боже мой... Да прекратите вы этот цирк!.. — обессиленно забормотал Гонтовой. — Вы представляете, что вы на себя берете?
54 
