очень нудно 
26 
За спиной своего нового секретаря Клаус фон Вальтершпиль с ненавистью посмотрел на Боба и страдальчески закатил глаза.
— Я так рада! — искренне обрадовалась Хайди. — Я столько слышала о русском балете...
Боб вежливо улыбнулся ей, слегка поклонился фон Вальтершпилю и, с трудом, складывая русские слова в почти правильные фразы, негромко сказал Берману и Краско:
— Ну вот, ребята, мы и сделали первое дело. Я продал ваши дурацкие билеты в Большой театр за твердую валюту. Вы что предпочитаете — евро или английские фунты?
... Потом под недреманным и, как показывает печальный опыт, бесполезным оком собственной охраны компании «Посейдон» все размещались в длиннющем белом представительском лимузине «линкольн». Багаж был погружен в два больших черных джипа сопровождения.
Юрий Краско и Джек Бредшоу садились в лимузин последними.
Джек придержал Краско у дверцы «линкольна», тихо спросил:
— Что-нибудь прояснилось?
— Пока немногое. Завтра послушаем нашу службу безопасности...
* * *
... Ночью Мартову приснилась его бывшая жена — Юленька Кошич. Во сне она была совсем не похожа на Юленьку, но Мартов откуда-то знал, что это именно она — Юленька...
Году в девяносто седьмом (или — восьмом?) сильно округлившаяся и неожиданно неприятно постаревшая хозяйка маленькой детской балетной школы в Дижоне Юленька Кошич-Бруссар приезжала со своим французским мужем Жаком-Мари Бруссар, отставным чиновником дижонской мэрии, в Гамбург, и они даже втроем обедали в небольшом ресторанчике на пешеходной зоне Кауфингерштрассе.
После того как Мартов расплатился за этот никчемушный и тоскливый обед, Юленька торжественно достала из сумки французский перевод одной старой книжки Сергея Александровича, в девяностых годах выпущенной парижским издательством «Робер Лафон», и попросила автограф с указанием ее имени и имени ее мужа. При этом Юленька Кошич-Бруссар тщеславно поглядывала на Жака-Мари Бруссара. Перед нынешним мужем она глуповато-откровенно гордилась бывшим...
Мартов покорно подписал книгу и почти с нескрываемым облегчением распрощался, обещая непременно заглянуть в Дижон, как только он окажется во Франции...
... Он долго валялся на тахте и тупо смотрел в низкий потолок — какого черта она ему теперь-то приснилась? К перемене погоды, что ли?..
Нет. К перемене погоды живыми снятся только покойники.
Неужели?.. Да нет... не может быть! Она же намного моложе его...
И узрел в себе нечто гадкое: если случилось такое и не стало Юленьки Кошич... Как ее там по мужу?.. Почему же в Мартове-то это никак не отозвалось — ни горечи, ни сожаления? Ну ни хрена, что, казалось бы, должно сопутствовать такому известию...
Какому «известию»?!! Да не было никакого «известия»!!! Был сон...
И насочинял он себе со сна бог знает что, кретин старый! Ну подумаешь, приснилась бывшая жена... Да хер с ней! Наверняка жива-здоровенька, чего и вам желает! Или — «не желает». Вам-то какое до этого дело? А, Сергей Александрович?
Вы вот лучше подумайте, с чего нужно начинать историю доктора Ивлева Тимура Петровича...
В последнюю ночь перед отлетом из Петербурга Сергей Александрович Мартов и Тимур Ивлев устроили вдвоем такой кухонный мальчишник в нежилой квартире Сергея Александровича, что Мартов потом в Гамбурге двое суток в себя приходил. Очень много выкушали!
Зато когда он позже прослушал диктофонные записи, сразу возблагодарил Всевышнего за тот, прямо скажем, уже антивозрастной загул.
Мартов всмотрелся в большую географическую карту на стеллаже, безошибочно уткнулся в крупное обозначение Санкт-Петербурга и...
...вдруг увидел заснеженный Васильевский остров четырехлетней давности, поземку на набережной ледяной Невы у Четырнадцатой линии...
Гранитный парапет с пологими спусками... Вмерзшие в лед баржи, ржавые буксиры... А напротив большой угловой старопетербургский дом после длительного капитального ремонта. И теперь все квартиры в этом доме были большими, с высокими потолками...
Тогда там, на третьем этаже, в двух окнах, выходящих на Неву, и в одном — на Четырнадцатую линию, горел свет. И за этими окнами, в трехкомнатной квартире, вместе с дочерью и бывшей женой жил доктор Ивлев Тимур Петрович. Кандидат медицинских наук...
«Под каждой крышей — свои мыши...» — по-старушечьи сказал себе Мартов.
И тут же подумал, что профессиональному литератору в голову могло бы прийти что-нибудь менее затасканное.
26 
