очень нудно 
61 
Сколько раз он наблюдал эту картинку на телевизионных экранах, столько же раз ему становилось тошно за эту публично-фальшивую демонстрацию Веры.
Ему, отменному хирургу, почти всегда точно знавшему, как следует спасать Человека, казалось, что религиозное мышление, наверное, было уместно и необходимо в мире, где люди воевали луком и стрелами. Но в мире с атомными бомбами такое мышление для цивилизации становится самоубийственным. Да и засилье церкви в России за последние годы приняло просто трагикомические масштабы! Он даже где-то вычитал про это.
Тимур еще немного постоял у квадратного «подсмотрового» окошечка, послушал голос Ричарда Роуза, а потом молча, жестом поманил к себе Луизу и Валерку. И сказал им тихо, почти шепотом:
— Айда, ребята, отсюда. А то мы будто в замочную скважину подглядываем...
Он улыбнулся Луизе, подмигнул Валерке, пропустил их вперед и сам вышел в холл. Плотно притворил за собою дверь аппаратной кинозала и пошел в конец холла — к выходу на открытую палубу.
Там он закурил и побрел к стоявшему на кильблоках спасательному вельботу. Да так и остановился там, отгороженный вельботом от всего на свете. Тяжело привалившись к сырому фальшборту, нервно курил, подставляя лицо прохладному соленому ветру, и перед его глазами был океан, океан, океан...
Странная штука — эти предвечерние часы на плывущем в ночь судне...
Уходят дневная суета, нервотрепка, мелкие столкновения, обостренное внимание к многоязыкой речи...
Команда, свободная от вахты, устало разбредается по каютам. Короткий отдых, и снова — на вахту. Кто куда...
Переводчики готовятся к вечерним концертным удовольствиям пассажиров в музыкальном салоне, посиделкам в барах и кафе, в казино, к их ужинам в ресторане. В кормовой части шлюпочной палубы будут обязательно танцы. Кто-то захочет пойти в закрытый плавательный бассейн, кто-то в спортивный зал...
Только успевай — кто-то кого-то не понял, что-то кому-то нужно перевести, объяснить.
Не сняв дневную служебную форму, Таня Закревская лежала поверх покрывала в своей очень женственной и давно обжитой каюте, не мигая смотрела в низкий пластмассовый потолок, и из уголков ее глаз к вискам мокрыми тоненькими дорожками текли слезы...
В огромном ресторане «Федора Достоевского» за одним из многоместных круглых столов сидела развеселая компания — с доктором Зигфридом Вольфом и неугомонной старухой Голлербах, которая напропалую кокетничала сразу со всеми мужчинами, сидящими за этим столом.
Этот замечательный плавучий ресторан мог бы стать украшением любой сегодняшней российской метрополии[1], распухшей от туповатого чванливого снобизма и профессионально украденных денег. С той разницей, что в этом корабельном ресторане цены были сведены к уровню обычных европейско-ресторанных цен и никого не повергали в шоковое состояние, как это порою происходило в Москве даже с очень состоятельными людьми...
Из-за круглого стола, во главе которого весело царила общительная, как молодой фокстерьер, фрау Голлербах, неслись взрывы хохота, какие-то дурашливые выкрики и даже явно легкомысленные немецкие куплеты начала прошлого века.
Совершенно иным казался соседний четырехместный стол, занятый семейством Сердюков, — папой, мамой и их дочерью — очень большой некрасивой девушкой за тридцать, с огромными серыми глазами.
Четвертым за этим же столом сидел вечно нетрезвый английский джентльмен — мистер Джеффри Бриджес. Он был уже тяжело и угрюмо пьян, и в отличие от своих соседей по столу — тройки двухметровых добродушных канадских медведей, объединенных фамилией Сердюк, — поведение немцев за соседним столом его невероятно раздражало...
Сердюки же очень симпатично реагировали на веселый шум соседнего круглого стола. На каждый очередной взрыв смеха оттуда папа Сердюк расплывался в широкой улыбке, а за ним, словно получив высочайшее разрешение, улыбались его жена и дочь.
Причем именно вот в такие мгновения их дочь Галю успевала тревожно и заботливо взглянуть на опухшего от беспробудного пьянства мистера Джеффри Бриджеса, который ей, как ни странно, очень и очень понравился с того самого момента, когда пьяный мистер Бриджес, размахивая наполовину опорожненной бутылкой виски, вступил на первую ступеньку корабельного трапа в английском порту Тильбери...
По ресторану, элегантно лавируя между пассажирскими столами, двигался «винный» стюард с двухъярусной тележкой на колесиках, уставленной всевозможными бутылками с яркими, зазывными наклейками.
61 
