56 
Она знала, что привязалась к маркизу с того мгновения, когда впервые увидела его. Она ненавидела его циничное выражение лица, презрительную манеру говорить с ней, тот гнев, который он вызывал в ней.
И все же в нем всегда было нечто притягательное для нее, вызывающее желание быть рядом с ним.
Теперь она поняла, почему ей было так одиноко и пусто тем бесконечно тянувшимся днем, который она провела в спальне одна. Время шло медленно оттого, что она не могла быть с ним. Она тихо застонала и уронила голову на руки. Что с ней стало? Как она может испытывать такие чувства, прекрасно зная, что все это безнадежно, что так не должно быть и что это идет наперекор ее гордости и всему тому, что представлялось ей святым?
В темноте церкви она снова и снова возвращалась к тому, что произошло, и к тому, что он сказал ей до того, как она поднялась по лестнице. Даже теперь по своей наивности она не совсем понимала его слова. Но была уверена, что его просьба была дурна.
Она ругала себя за то, что позволила поцеловать себя. Она должна была сопротивляться, порядочные девушки так себя не ведут. И снова она ощутила то странное, неожиданное возбуждение, появившееся, когда его губы коснулись ее рта, почувствовала то пламя, которое вспыхнуло внутри и теперь уже никогда не погаснет.
Как долго она стояла на коленях и молилась, все время в мыслях возвращаясь к маркизу, она не помнила. Только знала, что луна на небе поднялась выше, ярче осветив церковь. Теперь она смогла рассмотреть крест, блестевший в алтаре, каменные фигуры на постаментах, окружавшие его, и резные хоры с незажженными свечами, стоявшими по обеим сторонам места для хора мальчиков.
Постепенно безмятежность, идущая от них, успокоила ее, и к ней вернулись силы, будто она была уже не одна.
– Папа! Мама! Помогите мне! – молилась она, представляя их рядом, ища у них поддержки в этот страшный час.
Сейчас она уже не помнила, когда она почувствовала усталость от молитвы. Но решила, что, устав, она легла на скамью и сразу же уснула, погрузившись в забытье. А теперь, утром, все ее беды показались ей не такими уж большими и пугающими, как вчера.
Она опустила ноги на землю и слегка передернула плечами. В церкви было холодно, хотя в восточное окно уже светили первые лучи солнца.
«Я должна вернуться», – подумала она.
Она вышла наружу через маленькую дверь молельни. Почти неслышными шагами прошла но проходу между скамьями к двери, через которую она входила в церковь, и распахнул ее. Мир за дверью был золотым и свежим, но она на секунду заколебалась. Ей казалось, что церковь защищала ее, а теперь ей предстоит вернуться в опасный мир. Но она подумала, что у них в семье никогда не было трусов, и она должна смело идти навстречу опасности.
До сада было недалеко, оттуда был виден большой дом, ярко-розовый в утреннем солнце. Он снова, казалось, гостеприимно звал ее войти, и на минуту ей показалось, что весь вчерашний вечер ей приснился… Но она с замиранием сердца представляла себе их встречу с маркизом. Что же он ей скажет? И как она станет отвечать ему?
Ставни были еще закрыты, по положению солнца Мелинда определила, что еще не больше пяти часов.
Она медленно шла по розарию, когда одна из горничных открыла боковую дверь и, опустившись на колени, начала мыть ступени. Мелинда молча подошла к ней, ее тень упала на склоненную девушку, с удивлением поднявшую голову.
– Господи боже мой! Как вы испугали меня! – воскликнула она и, поднявшись на ноги, быстро добавила:
– Прошу прощения, мэм, я не должна была так говорить.
– Ничего, – улыбнулась Мелинда. – Не думаю, что вы могли ожидать гостей в такой ранний час.
– Вы правы, мэм, – ответила девушка.
Мелинда прошла мимо нее и вошла в дом. После солнечного света там показалось темно и тихо. Она прошла через холл и поднялась по лестнице. Она слышала звук раздвигаемых штор и открываемых ставен, но дошла до своей комнаты, так и не встретив ни души.
И тут она вспомнила, что вчера вечером заперла дверь своей спальни. Мгновение она стояла в замешательстве, раздумывая, что делать, затем припомнила, что есть еще одна дверь, которая ведет в ванную. Она была конечно же открыта, и она подумала, что маркиз, захоти он на самом деле войти к ней, мог воспользоваться той дверью.
Она вошла в спальню, открыла дверь и задернула штору, которую отодвинула вчера вечером. Будет лучше, подумала она, если горничная, прислуживающая ей, не заметит ничего необычного, поэтому она разделась и, надев ночную рубашку, легла в постель.
56 
