очень нудно 
37 
Я даже малость перетрусил. Подхожу к нему и говорю по-нашему:
- Ты чего, Рудик? Тебе плохо, что ли?
- Почему? Мне лично хорошо, - отвечает Рудик. - Это тебе плохо.
- Ни хрена мне не плохо, - говорю. - Я тоже почти весь день спал.
- Ты спал, а я нет. Моему это только казалось. И поэтому я говорю, что тебе плохо.
Своей безапелляционностью, своим тупым упрямством этот жирный Рудольф вдруг начал меня дико раздражать. Так и захотелось дать ему по морде!
- Ну почему, почему мне должно быть плохо? Что ты мелешь?
- Потому что теперь я знаю то, чего не знаешь ты. Жрать будешь?
- Нет. У тебя попить ничего не найдется?
- Вон - сливки.
- Я уже от этих сливок три раза гадить бегал. Обычная вода есть?
- Сейчас будет, - лениво сказал Рудольф и достаточно грациозно спрыгнул с кушетки на пол.
Под столом стояли три миски. Одна - полная всякой вкуснятины, вторая - со сливками, третья - пустая. Рудольф уселся точно напротив пустой миски, повернул голову к занавеске, отделяющей комнатенку от закулисной части стойки бара, и вдруг неожиданно громко завопил противным до омерзения голосом:
- Мяа-а-а-а!!!
- Тихо ты! - испугался я. - Услышат - скандал будет.
- Быстрей прибежит, - спокойно сказал Рудик. - Мяа-а-а!..
Бармен влетел в комнату, увидел, что Рудольф сидит перед пустой миской, и тут же наполнил эту миску чистой свежей водой. И снова умчался за занавеску.
- Ну, как я его надрочил? - тщеславно спросил Рудик и добавил: - Ты пей, пей!..
- У тебя с ним такой серьезный Внутренний Контакт? - с уважением спросил я и принялся лакать воду.
- Боже меня упаси! Когда-то он пытался установить Контакт между нами, но я это сразу же пресек. На кой мне хрен, чтобы он все про меня понимал? Пошел он...
- Как же ты добиваешься, чтобы он верно реагировал на то, что ты хочешь?
- Самым элементарным способом - я выработал в нем три-четыре условных рефлекса, а больше мне от него ни черта не нужно.
Вот гадость-то! Какой отвратительный расчетливый цинизм и ничем не прикрытое потребительство. Ну, не сволочь ли?! И это при такой обеспеченности!.. - подумал я и раздраженно спросил:
- Неужели в тебе нет к нему и капли благодарности? Я смотрю, он же на тебя не надышится, Рудик...
- Плевал я на него. Он это все обязан делать.
- За что?! - я чуть не завопил от возмущения и почувствовал, что еще минута, и я разделаю этого жирного, пушистого, наглого Рудольфа, как Бог черепаху! Просто разберу его на составные части!.. - За что?! За то, что ты жрешь, пьешь, спишь и серешь за его счет! За то, что ты сутками жопу от его кушетки не отрываешь? За то, что он по первому твоему вонючему "Мяа-а-а!" бежит выяснять - что тебе нужно? За то, что он тебя за границу возит, в то время, когда миллионы Котов и мечтать об этом не могут... За что он все это тебе обязан, блядь ты толсторожая?!
У меня сама собой поднялась шерсть на загривке, прижались уши, мелко забарабанил хвост и непроизвольно обнажились клыки.
Но Рудольф, надо отдать ему должное, не испугался. Напротив, очень спокойно, я бы даже сказал, благодушно переспросил меня:
- 3а что? - он сел на свою пухлую задницу, поскреб лапой за ухом и сказал, глядя мне прямо в глаза: - А за то, что он меня искалечил.
Я внимательно осмотрел Рудольфа с головы до кончика хвоста и не отметил в его фигуре ни одного изъяна, кроме нормального обжорского ожирения.
- Чего ты треплешься? Где он тебя искалечил? - рявкнул я на него.
- Не "где", а "как", - невозмутимо поправил меня Рудольф. - Он искалечил меня не физически, а нравственно.
- Что-о-о?!.
- Нравственно, - повторил Рудольф. - В течении четырех лет я был единственным поверенным и свидетелем его подлостей, его воровства, его жульничества, предательств, обманов... Но я понимал - он живет в той среде, в тех условиях, где иначе не выжить. Это одна из граней его профессии. Так сказать, сегодняшняя норма нашей жизни. И вот это "мое понимание" постепенно стало приводить меня к мысли, что ни в подлости, ни в воровстве, ни в предательстве - нет ничего особенного. Все остальные, кто этого не делают - нищие, слабоумные существа, не имеющие права на существование. То есть, постепенно я стал оправдывать его во всех его мерзостях, с легкостью находя им естественное и логическое обоснование...
Мамочки! Я слушал и только диву давался. Кто бы мог подумать, что этот сонный, разожравшийся Котяра, который ради куска осетрины или какого-то там сраного заграничного паштета напрочь забыл о счастье Обладания Кошкой, о вкусе Победы над другим Котом; живущий без любви и без привязанностей, - вдруг начнет говорить такое! Да еще таким языком... Я просто обалдел!
37 
