очень нудно 
54 
Элизабет вскрикнула от острой боли, пронзившей все тело, однако Николас прижался к ее губам горячим поцелуем, заглушая этот крик. Элизабет ощущала, что Николас в ней, что он заполнил ее. Это было восхитительное, острое, ни с чем не сравнимое и немного пугающее чувство, которого Элизабет еще никогда не доводилось испытывать. Словно Николас одним движением подчинил ее себе, и теперь она целиком и полностью принадлежала только ему.
— С тобой все в порядке, любовь моя? — прошептал Николас.
Он приподнялся над ней, отчего на руках его напряглись мышцы.
Элизабет облизнула пересохшие губы.
— Да… Со мной все в порядке.
Наклонившись, Николас прильнул к ее губам глубоким, нежным поцелуем, заставившим Элизабет забыть обо всем и вновь почувствовать огонь желания. Боль утихла. Элизабет почувствовала, что ее бросает то в жар, то в холод. Николас ритмично задвигался, и тело Элизабет возродилось к жизни.
Легкий стон сорвался с ее губ. Элизабет вся подалась навстречу Николасу, инстинктивно раздвинув ноги еще шире, стремясь глубже вобрать его в себя, охваченная желанием быть к нему ближе. По телу ее пробегала сладкая дрожь, из груди вырвался полувсхлип-полувздох.
Застонав, Николас снова вошел в нее, движения его становились все мощнее, все требовательнее. Элизабет прикусила губу, чувствуя, как ее охватывает трепетный огонь. Она была как в тумане. Все куда-то исчезло, осталось лишь ощущение, что она растворяется в Николасе. Она изо всех сил вцепилась ему в плечи, чувствуя под руками мощь мускулов. Николас откинул назад голову, и его густые черные волосы коснулись рук Элизабет.
Внезапно Элизабет почувствовала, как внутри все сжалось. Что-то с ней происходило — странное, неукротимое и вместе с тем радостное. По телу разлилось блаженное тепло. И вдруг ее подхватила бурная волна и понесла куда-то вверх, в невиданные дали, к слепяще-яркому свету. Чувствуя, что не в силах больше выдержать эту сладкую пытку, Элизабет пронзительно вскрикнула и содрогнулась.
Еще два сильных толчка — и Николас, глухо застонав, последовал ее примеру. Тело его содрогнулось. Несколько секунд Николас еще возвышался над ней, опираясь на руки, потом, нежно поцеловав Элизабет в шею и губы, лег с ней рядом и притянул ее к себе.
Несколько минут оба молчали. Элизабет слышала неистовое биение его сердца. Ее собственное вторило ему в такт.
Элизабет не знала, что бы случилось, если бы она после всего произошедшего между ними просто заснула. Но было еще слишком рано, и ночь казалась слишком восхитительной, чтобы тратить ее на сон. Однако минута шла за минутой, а Николас молчал и не делал ни малейшей попытки к ней прикоснуться. Тогда Элизабет сама повернулась к нему и, приподнявшись на локте, запечатлела на губах Николаса нежный поцелуй.
— Элизабет… — прошептал он охрипшим голосом. — Бесс…
Элизабет легла на спину, и Николас, сжимая ее в объятиях, снова вошел в нее.
— О Господи! Я знаю, что не должен этого делать, но не могу остановиться. Я никак не могу насытиться тобой.
На сей раз он взял ее бережно и нежно. И вскоре они вновь вознеслись к вершинам блаженства, а потом заснули.
Перед рассветом Элизабет проснулась и, открыв глаза, взглянула на Николаса. Он не спал. Глаза у него были темные, затуманенные страстью. Она потянулась к нему, и он обнял ее и притянул к себе. Они снова любили друг друга, обстоятельно, не спеша, и Николасу казалось, что никогда ему не утолить страсть, которую вызывала в нем эта девушка.
Он вел себя так, словно боялся, что восход солнца вновь вернет их в ту жизнь, в которой нет места их любви. Элизабет стало грустно, однако она знала, на что идет, когда переступила порог этой комнаты.
«Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что между нами произошло, — подумала она. — Да и как можно пожалеть о самой прекрасной ночи в своей жизни? Даже если впереди меня ждет жалкое, безрадостное существование, я не буду предаваться унынию, не позволю ему сломить себя, как произошло с мамой. В самые тяжелые минуты я буду вспоминать эту ночь, которую провела в объятиях Николаса Уорринга, и благодарить Господа за то, что он ниспослал мне такое счастье».
Ник осторожно встал с постели, стараясь не разбудить Элизабет, оделся и отправился на конюшню. На душе у него
кошки скребли. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким виноватым. Парнишка конюх отлично вычистил Акбара. Лошадь хорошо отдохнула и была готова к предстоящему трудному путешествию, чего нельзя было сказать о самом Нике.
54 
