очень нудно 
83 
– Вы не имеете права со мной разговаривать в таком тоне, – выпалил он, голос дрогнул, дал петуха. – Я не какой-то уголовник, а директор завода. Уважаемый человек. И не смейте мне тыкать, я буду жаловаться, – запас мужества в душе растаял без следа, Дюков пожалел о своих словах.
– Волос у тебя на жопе не хватит, чтобы жаловаться, – Мельников снял руку с колонны и сделал шаг вперед. Дюков инстинктивно попятился спиной.
– По-твоему выходит, вы вместе с Ярцевым работали полгода, и ты ничего не успел узнать о нем за это время? – Мельников сжал пальцы в кулаки. – Ни общих знакомых, ни друзей, ни подруг? О чем же вы с ним разговаривали? О погоде или об отходах этих вонючих, производственных?
– Он, он очень скрытный, он ни о чем таком…
Слова путались в голове Дюкова и никак не выстраивались в связную фразу. Главное, ни под каким видом, даже под побоями не сказать, что брал с Ярцева наличными за свои услуги, решил Дюков. Только бы этого не сказать. Он поднял глаза на бледное, искаженное злобой лицо Мельникова – и стало страшно. Этот мент, видимо, потерял над собой контроль, он просто бешеный. Сейчас возьмет и изобьет его до полусмерти, до потери сознания здесь, посередине огромного пустого цеха, зверски изобьет. И ни одна собака не услышит его криков о помощи, нет, никто не услышит. Или пристрелит. Пустит пулю в живот, а потом вложит ему в ладонь, ещё живому, истекающему кровью, какую-нибудь заточку или нож. Мол, оборонялся, и взятки гладки. Дюков даже удивился своему животному страху. Можно попробовать бежать или позвать на помощь, думал Дюков, ощущая слабость в бедрах.
– Ничего не вспомнил? – спросил Мельников хриплым шепотом.
– Да, я кое-что не упомянул. Когда давал те показания год назад.
Дюков почувствовал, как у него защекотало щеки, будто по щекам провели сухой тонкой травинкой. Он поднес к щеке руку, повернул ладонь к глазам. Он увидел слезы собственного страха перед чужой силой.
– Думал, это неважно. У Ярцева была женщина. Какая-то актриса, что ли, театральная. Когда обосновался в Москве, он снимал у неё комнату. А потом не жил там, а просто приезжал, оставался на ночь.
– Ее звали Леднева Елена Викторовна?
– Нет, не Леднева. Ее звали Агафонова Маргарита.
– Если соврал, берегись, – сказал Мельников, повернулся и быстро зашагал к выходу из цеха.
Дюков посмотрел ему в спину, силы покинули директора. Он сел там, где стоял, прямо на бетонный пол, обхватил ладонями щиколотки и уперся лбом в твердые колени. Его тошнило от страха.
* * *
Девятиэтажную башню на южной окраине города, в которой жил Кирилл Лучников, Мельников разыскал с трудом, потратив на её поиски около получаса. Поднявшись на шестой этаж, в полумраке коридора он нашел нужную дверь и сделал два коротких звонка. Дверь открылась сразу, будто Лучников в длинных, достающих чуть не до коленок трусах и белой майке без рукавов, ждал звонков с другой стороны.
Его левую руку, забинтованную по локоть, поддерживала на груди переброшенная через шею перевязь. Лучников смотрел на Мельникова, внешне не выдавая своего удивления. Он только сделал шаг назад, в глубину коридора, и остановился, взявшись здоровой рукой за перекладину вешалки. Мельников вежливо поздоровался, но руки протягивать не стал, не рассчитывая на ответный добрый жест.
– Ты один? – спросил Мельников, закрыл дверь.
– К сожалению, один, – ответил Лучников, не двигаясь с места. – Вам повезло, мать пошла гулять с собакой. У меня здоровая овчарка, натасканная на людей. Если бы собака оказалась здесь, она бы вам горло выгрызла. Несчастный случай. Можно сказать, производственная травма со смертельным исходом.
– Не ври, Кирилл, нет у тебя никакой собаки. Где мы сможем поговорить?
– В кухне, – развернувшись, Лучников пошел по коридору в кухню. – Только разговаривать мне с вами не о чем.
Сейчас он жалел, что не посмотрел в глазок, а распахнул дверь не спрашивая. Мельникову бы он не открыл. В голове Лучникова вертелся десяток грязных оскорблений, которые так и просились на язык, но он не решился произнести ни одного из них. Надо бы выгнать этого мента из квартиры, пинком под зад выгнать, послать к такой-то матери, думал Лучников. Если надо, пусть вызывает повесткой, как положено. Пусть будет официальный допрос, протокол пусть будет, пусть в этот протокол занесут, что менты на рабочем месте сломали ему руку. Чем может кончиться такой демарш? Ясно, ничем не кончится. Ничем хорошим. Он опустился на табурет возле окна и вздохнул. Мельников тоже сел на табурет и предложил Лучникову сигарету. Тот отрицательно помотал головой.
83 
