очень нудно 
57 
Ей хотелось умолять его то остановиться, то не останавливаться вовсе. Каждый вздох словно застревал в ее легких, внушая страх задохнуться от недостатка воздуха или от избытка его. Глаза наполнились слезами, но не горя и сожаления, а такого великого счастья, которое было невозможно описать. Сила внутри нее то вспыхивала пожаром, то изливалась водопадом. В каком-то уголке мозга Сирине не давал покоя вопрос, чувствует ли Бригем то же самое. Но каждый раз, когда она пыталась об этом спросить, он закрывал ее рот поцелуем, превращая мысли в безумный водоворот.
Наконец Бригем скользнул в нее, борясь с желанием проникнуть вглубь быстро и резко. Пот струился по его спине; мышцы предплечий напряглись и вздрагивали, когда он наблюдал за ее лицом.
Сирина стонала, но не от боли. Возможно, боль была, но ее полностью поглощало наслаждение. Она чувствовала, как он двигается внутри, становясь ее частью. С открытыми глазами Сирина подстраивалась под его медленный ритм. Момент их соединения следовало смаковать, как изысканное старое вино.
Бригем снова приник к губам Сирины, впитывая ее вздох. Он ощущал ее пульс так же четко, как руки, ласкающие его спину. Когда он проник глубоко внутрь, вздох перешел в стон. Теперь Сирина изменила ритм, а Бригем следовал за ним. Больше не имело значения, кто из них конь, а кто всадник, так как оба неслись в едином порыве страсти. Его последней мыслью было, что он, наконец, обрел дом…
* * *
Сирина сомневалась, что сможет когда-нибудь пошевелиться снова или что у нее есть желание это делать. Теперь, когда горение страсти сменилось мягкой прохладой удовлетворения, они лежали, обнявшись, на одеяле, не замечая, что тени вокруг становились все длиннее. Лицо Бригема зарылось в волосах Сирины, а голова лежала на ее груди.
Сколько времени прошло, Сирина не считала. Она знала, что солнце уже не находится высоко над головой, но ей хотелось продлить чувство безвременья.
Когда Сирина закрывала глаза и переставала думать, казалось возможным, что все всегда будет так. С послеполуденным светом вокруг, тишиной леса, нарушаемой только щебетом птиц, было трудно поверить, что политика и война могут разлучить их.
Сирина и предположить не смела, что способна так сильно влюбиться. Если бы только все могло быть так же просто, как одеяло, расстеленное у воды…
— Я люблю тебя, Рина.
Открыв глаза, она увидела, что Бригем наблюдает за ней.
— Да, знаю. И я люблю тебя. — Сирина провела пальцами по лицу графа, словно запоминая его. — Я хочу, чтобы мы всегда оставались вот так…
— Это скоро повторится, Сирина.
Она отодвинулась от него, чтобы дотянуться до своей сорочки.
— Неужели ты можешь сомневаться в этом теперь?
Сейчас ей было важнее, чем когда-либо, чтобы ее голос звучал спокойно. Сирина слишком любила Бригема, чтобы умолять его остаться. Она начала зашнуровывать корсаж.
— Я знаю, что ты любишь меня и хочешь этого. То, что мы разделили здесь друг с другом, никогда не повторится с кем-то еще.
— Но ты сомневаешься, что я вернусь. — Бригем надевал рубашку, удивляясь, как одна женщина смогла исторгнуть из его сердца столько эмоций.
Сирина притронулась к его руке. Она ни о чем не жалела, и ей хотелось, чтобы он понимал это.
— Я думаю, что если ты вернешься, то ради принца.
— Понятно. — Бригем начал методично одеваться. — Значит, ты считаешь, что все, происшедшее здесь, будет забыто, когда я доберусь в Лондон?
— Нет. — Сирина перестала возиться со своими пуговицами и протянула к нему руку. — Нет, я верю, что мы будем помнить об этом всегда. Когда я состарюсь и почувствую приближение весны, то буду думать о сегодняшнем дне и о тебе.
Вспыхнувший гнев заставил его схватить девушку за руки.
— Думаешь, для меня этого достаточно? Если да, то ты либо глупа, либо безумна.
— Это все, что может быть… — начала Сирина, но слова застряли у нее в горле, когда он встряхнул ее.
— Когда я вернусь в Шотландию, то вернусь за тобой. Не сомневайся, Сирина. А когда эта война кончится, я заберу тебя.
— Если бы я думала только о себе, то последовала бы за тобой. — Она намертво вцепилась в его редингот, желая, чтобы он понял. — Неужели тебе не ясно, что я бы медленно умирала от позора, который навлекла на мою семью?
— Клянусь Богом, я не понимаю, почему то, что ты станешь моей женой, навлечет позор на твою семью.
— Твоей женой? — Она чуть слышно повторила эти слова и вздрогнула, как от удара.
57 
