очень нудно 
107 
– А можно скомороха послать, – предложил кто-то. – Скомороха никто не тронет.
– Какой еще скоморох? – удивился Славка.
– Да приблудился к нам один, – ответил Устах. – Из мерян. Забавный.
– Скомороху веры нет, – возразил Кулиба. – Сбежит. Меня надо послать. Я не сбегу. И не засвищу! – Кулиба послал Славке суровый взгляд.
– Ага! Меня, значит, в городе признают, а тебя, гридня полоцкого, – нет! – Славка засмеялся.
– Так я смердом переоденусь.
– Глупость говоришь, Кулиба, – сказал Устах. – Какой из тебя смерд? Как из сокола утка. Мальца я пошлю. Есть у меня один на примете. Шустрый…
– Настолько шустрый, что в кремль прошмыгнет? – поинтересовался Славка.
– Может, и прошмыгнет. А вот тебя точно дальше городских ворот не пустят. Если, опять же, по дороге не сцапают.
– Ну, сцапать меня – дело непростое, – самоуверенно заявил Славка и подмигнул Кулибе.
– Ага! – передразнил полоцкий гридень Славку. – Меня признают, а тебя – нет. Из тебя такой смерд…
– А кто тебе сказал, что я стану смердом переодеваться? – насмешливо спросил Славка. – Вот еще! Воином поеду. На коне и в доспехе.
Тут уж многие рассмеялись.
– Как увидит тебя, такого грозного, Владимирова гридь – так сразу в штаны наложит и из Полоцка прочь побежит! – развеселился Кулиба.
Только Устах не засмеялся.
– Говори, что придумал, – велел он.
– Да ничего особенного, – сказал Славка. – Слыхал, как брат мой через печенежский лагерь из осажденного Киева прошел?
– О том все слыхали, – ответил Устах. – Великое дело было. А что дальше?
– А то, что брат мой на печенега не очень-то похож. Правда, язык их знал неплохо. А я вот за нурмана вполне сойду. По-нурмански я говорю не хуже, чем по-печенежски. Доспех у меня – с нурмана. Конь, сбруя, одежка – все нурманское, трофейное. Ну как, дядька Устах, хороша теперь моя мысль?
– Не дюже, – покачал головой полоцкий воевода. – А ну как признают твой доспех, да и спросят, куда из него прежний хозяин подевался?
– Замечание правильное, – согласился Славка. – Так ведь у тебя здесь и кузнец есть, и кузница. Так что можно бронь маленько подправить. А меч я другой возьму. И коня. А еще хорошо бы что-нибудь приметное. Чтоб сразу в глаза кидалось и на все остальное уже не глядели. Брат мой, к примеру, с уздечкой бегал – будто коня искал. Мне тоже такая «уздечка» нужна… Может, предложишь чего, а, дядька Устах?
Воевода задумался…
– Эх, – промолвил он после паузы. – Если что с тобой случится, что я бате твоему скажу?
– Правду, – твердо произнес Славка. – Да не тревожься, дядька Устах! Я бате и сам все рассказать сумею. Я удачливый!
– Ну коли так… – Устах встал и хлопнул Славку по плечу: – Будет тебе твоя уздечка, сынок!
Глава четырнадцатая
Разведчик
– Ого! Ну и зверюга! – Нурманы из дружины Сигурда Эйриксона, княжьего воеводы, столпились вокруг телеги. – О! Побольше белого будет? Как думаешь, Скегги?
– Не-е… Белые покрупнее будут. Вот мы с братьями как-то завалили одного. Так втроем еле-еле уволокли!
– Ври больше! У этого-то зубищи – подлинней моего ножа! Нет, ты глянь! – Нурманы с интересом заглядывали в раззявленную пасть, щупали тушу, изучали запекшуюся кровь на шкуре.
– Ты глянь – летний, а жирок уже нагулял. Слышь, как там тебя, Горм – уважь, позволь отмахнуть окорок! А мы те четверть серебряной марки отвесим!
– Н-нет! – слегка заикаясь, ответил хозяин медвежьей туши.
– Что? Мало? – набычился тот, кого звали Скегги. – Четверть марки – хорошая цена. Очень хорошая.
– Д-да, – согласился тот, кто представился Гормом. – Т-только медведь – д-для к-конунга. К-как же к-конунгу – без лапы?
– Отстань от него, Скегги, – вмешался другой нурман. – Прав он. Пива хочешь, Горм?
– Н-не от-ткажусь! – Принял поднесенный холопом ковш, сдвинул немного вверх помятый исцарапанный шлем и в несколько глотков опростал емкость.
– Расскажи, как ты его? – спросил угостивший пивом нурман. – Как выследил громадину такую?
– Я его не выслеживал, – сказал Горм.
После пива он стал меньше заикаться, но слова все равно выговаривал плохо. Оно и понятно. Одна щека славного охотника изрядно распухла, и даже из-под шлема видно было, что раскровенена изрядно. Сразу понятно, что тяжко пришлось не только броне, но и тому, кто ее носил.
– Он сам напал, – сказал Горм.
– И ты его – один? – допытывался нурман.
– Трое нас было, – сказал Горм. – А можно еще пива?
107 
