117 
Ярополк сумрачно глянул на своего советчика. Сказал без особой уверенности:
– Серегей – христианин. А рабичич – за старых богов. Я сам поведу войско.
– Мудро, – согласился Блуд. – А за Киевом я присмотрю.
– Почему – ты?
– А кому ж еще? – развел руками боярин. – Кому еще ты можешь доверять, как мне?
– Что-то я проголодался, – сказал Ярополк. – Эй, кто там? Кликните, чтоб накрыли стол в трапезной княгини. Ступай, боярин. После поговорим.
Блуд покинул покои, ничем не показав своего разочарования. Как было бы чудесно, если бы Ярополк оставил на него Киев. Лучшего и придумать нельзя: князь, воеводы, большая и малая дружины – уходят на север. И увязают под стенами Полоцка или еще где. А Киев – полностью в руках Блуда. И он будет творить все что пожелает. Первым делом – растрясет те роды, которые побогаче. Того же воеводу Серегея. Иудеев прищемит. За них теперь заступиться некому. Князя нет, хузарского хаканата нет. Лехитскую слободу Блуд тоже растрясет. Мешко-князю это не понравится. Но это только к лучшему. Решит войной пойти – пойдет через волынские княжества. Там и увязнет. Жаль, ромеев прищучить нельзя. Вот где золотых солидов – как карасей в Почайне. Но с кесарем ссориться – опасно. И с кем тогда торговать? А вот печенегов лучше купить. Причем сразу. Деньги найдутся. Казна княжеская, она ведь тоже в Киеве останется. Вот на нее Блуд печенегов и купит. А потом, со степными наймитами, пойдет примучивать тех, кто его власти воспротивится. И все тогда у Блуда будет. Все. И наложницу Ярополкову, ромейку Наталию, он тоже возьмет. Ох, хороша ромейка! Такую не купишь. Такую только отнять можно…
– Как ты красива, любо моя! – Ярополк лежал навзничь на влажной простыне и глядел на склонившуюся над ним Наталию. Точеное, будто вырезанное из слоновой кости лицо, глаза, отливающие синью, арки бровей – будто нарисованные. Волосы, блестящие, гладкие, черные, как вороново крыло, щекочут Ярополку живот. Руки, нежные, мягкие, словно ладошки младенца, гладят безволосую юношескую грудь. На выпуклой груди, напротив сердца – синяя нитка буквиц. «Спаси и сохрани». И крестик. А на правом плече – витой и замысловатый рунный узор – для силы десницы. Его накололи Ярополку по воле отца. Ярополк помнит: было больно, но он – терпел. И гордился. Такой же узор был и у самого Святослава. И у отца его. И у деда Игоря. Родовой варяжский знак. И у Олега такой же был… И у робичича.
Ярополк нахмурился, пальцы, ласкавшие грудь жены, напряглись и сжали чуть сильнее… Наталия отстранилась невольно.
– Прости, – извинился Ярополк.
– За что же, мой господин? – Наталия улыбнулась нежно. – Я – твоя. И тело мое – твое. Делай с ним все что пожелаешь.
Ярополк улыбнулся, но улыбка получилась нерадостная. Мрачные мысли мучили киевского князя.
– Не только тело твое, но и ум – тоже мой.
– Да, мой господин, – чистое личико ромейки стало серьезным. Поняла, что муж хочет с ней посоветоваться. Не впервые.
– Я хочу идти на Владимира, – сказал Ярополк.
– Сам?
– Сам, – подтвердил князь. – Довольно мне за спинами воевод прятаться. В мои годы отец уже великим воителем слыл, а я…
– А ты, мой господин, великим правителем слывешь. Отца твоего диким варваром почитали, а твоих послов императоры принимают.
– А толку что? У нас – другие обычаи. Решит моя гридь, что я бесславный князь, – и уйдет. К тому же Владимиру и уйдет.
– Старшая гридь – не уйдет. Ты ведь им земли раздал. Куда они от своих наделов?
– Да куда угодно! У нас земли много! Больше, чем людей. Сильный человек у нас без земли не останется. Отойдет к северу, велит холопам выжечь огнище – вот и надел.
– Не уходи из Киева! – проговорила ромейка умоляюще. – Когда кесарь уходит из столицы, обратно он может уже не вернуться. У нас говорят: кто правит Константинополем, тот правит государством. Уйдешь – на кого Киев оставишь?
– А если на тебя? – Ярополк ласково тронул ее щеку.
Его соложница качнула кудрявой головкой:
– Не удержать мне Киев. Вот кабы сын у нас был, тогда, его именем…
– Будет у нас сын, – пообещал Ярополк. – Разве мы с тобой мало для этого трудимся?
Наталия прильнула к нему:
– Ты очень силен, мой господин!
Это было правдой. Редко так было, чтоб с восхода до восхода они были близки менее двух раз. И не было у Ярополка других любовниц. Попробовал раз-другой (князю положено) – и оставил это дело. Никто так не мил, как его красавица. Повезло ему. Повезло, что, когда кесарь Никифор казнил семью Наталии, пощадил десятилетнюю девочку. Отдал в монастырь во Фракии. Повезло, что разграбившие монастырь русы отметили ее красоту и отдали отцу. А тот подарил Ярополку. Несказанно повезло.
117 
