очень нудно 
52 
Повалив очередной игровой автомат, Ошпаренный бросил багор на пол, отдышался. Тогда он впервые пригляделся к девчонке, стоявшей лицом к стене. Шагнув к ней, схватил за руку, повернул к себе лицом. «Здравствуй, крошка», — Димон дружелюбно улыбнулся. Девчонка дрожала, не от страсти, разумеется, от страха. Ошпаренный прижался губами к ее губам, взасос поцеловал ее. Задрав юбку, провел ладонью по гладким бедрам, ущипнул за мягкое место.
«Может, встретимся в другой обстановке? — предложил он. — И в подходящее время, а? Я не такой плохой, как кажется с первого взгляда». В ответ молчание, то ли ему не верили, то ли его боялись. Не сразу поймешь. «Ну, как тебя зовут?» — Ошпаренный ухватил девчонку за талию, притянул к себе. «На… На…» — девчонка находилась в прострации, кажется, она вообще не понимала, что происходит. Охранник, стоявший у стены, обернулся, глянул на Димона, чуть зубами не заскрипел. И схлопотал кулаком в ухо. Девчонка, чье имя он так и не узнал, затряслась так, будто по ее телу пропустили ток или по заднице прошлись хлыстом. Ошпаренный повернул девку лицом к стене, отступил назад, поднял багор. «Хрен с вами, — сказал Димон. — Стойте смирно». И так саданул по игровому автомату, что деревянная ручка багра треснула и разломилась надвое. Вот она, жизнь. В кои-то веки встретишь приличную телку, и даже некогда познакомиться, словом переброситься. Все дела да случаи.
Ольшанский вышел на улицу через служебный вход, сел в бумер и уехал.
Через полчаса он сидел на квартире любовницы, уставившись в экран выключенного телевизора, и перебирал свои невеселые мысли. Мотина не могла понять, с какой целью к ней приехал этот человек, это чучело с замотанным носом и разбитой мордой. Заняться любовью в таком состоянии Ольшанский все равно не способен. Тогда зачем он здесь? Видно, что и Виктору это свидание было в тягость.
Мотина нервничала, глядя, как Ольшанский вскакивает с дивана и бежит к окну, смотреть, на месте ли его любимая БМВ. Возвращается, падает на подушки и сидит, молча разглядывая настольную лампу или пустую стену. Она хотела спросить о том, что же случилось, кто расписал ее любовника под хохлому, но побоялась даже рот раскрыть: вдруг Ольшанский сорвется с нарезки, схватится за кухонный нож, лежащий на журнальном столике, и попишет ей физиономию.
Гробовое молчание становилось невыносимым, и Татьяна решилась на вопрос.
— Может, на ночь к синякам повязку с бодягой привязать? К утру лучше будет. Мне всегда помогало. Ну, в ту пору, когда я была замужем за своим психом. Он ревновал меня даже к неодушевленным предметам.
— Вот себе что-нибудь и привяжи. К одному месту. Мне без надобности.
— Нос-то хоть на месте?
— Не совсем, — вздохнул Ольшанский. — Зато член цел. Его пока не сломали. Ты довольна или как?
— Раньше ты мне другие слова говорил, — всхлипнула Мотина.
— А каких слов ждет от меня безмозглая курица? — огрызнулся Ольшанский.
Мотина очень хотела показать гостю на дверь, но вместо этого, протянув руку, погладила его по каштановым вьющимся волосам, авось, подобреет немного. Но Ольшанский снова подскочил с дивана, будто по голове не ладонью провели, а саданули раскаленной докрасна кочергой. Кинулся к окну. Распахнув шторы, долго торчал у подоконника, глядя вниз, то ли машиной своей любовался, то ли ворон считал.
— Стоит моя любимица, — сказал он самому себе. — Ну, куда ты от меня денешься?
— У тебя одно на уме: твоя машина, — слова вырвались у Татьяны помимо воли. — Господи, неужели в жизни не существует ничего интересного, кроме этой железки?
Ольшанский, обернувшись, посмотрел на Мотину страшными глазами. Он подумал, что Татьяна как-то постарела, расплылась и ничего не осталось в ней от той симпатичной женщины, которую он знал еще в Краснодаре. Она стала похожа на мамку из публичного дома.
— Почему со всеми женщинами я ругаюсь из-за бумера? — спросил он то ли Мотину, то ли самого себя. — Только сейчас дошло: бабы ревнуют меня к тачке. Фантастика.
Татьяна не ответила, решив, что Витя окончательно свихнулся или по голове ему сегодня сильно досталось, в таком состоянии он способен на все. Захочет убить, убьет.
После полуночи Ольшанский принял пару таблеток регипнола, раздевшись до трусов, согнал с дивана хозяйку. Засунул пистолет между подушками, подложил под голову посылочный каталог и накрылся женским халатом. Мотина заперлась в спальне, подперев дверь тумбочкой. Но страх не отпускал. Татьяна долго не могла заснуть, прислушиваясь к звукам в другой комнате. Почему-то она была почти уверена в том, что Ольшанский, проснувшись среди ночи, непременно вломится в спальню и изобьет ее до потери сознания, чтобы сорвать на ней накопившуюся звериную злобу.
52 
