очень нудно 
138 
Отыскав ладонью провалившийся в снег нож, Романов убрал фиксатор, закрыл лезвие, просунул длинную рукоятку между галстуком и бедром, несколько раз крутанул её по часовой стрелке, вложив в эти движения все силы, что ещё оставались. «Ничего, – попытался успокоить себя Романов, – раны заживают, кости срастаются. Все обойдется, все будет хорошо. Лишь снова пуля не попала». Он перестал чувствовать простреленную ногу, попытался перевернуться со спины на бок, чтобы снег не летел в лицо, но не смог.
– Не стреляйте, дайте нам уйти, – услышал он крик с дороги.
– Уходите, мы не стреляем, – крикнул в ответ Воронин. – Мы даже вас не видим. Уходите.
– Так мы уходим? Мы не стреляем.
– Уходите, – Воронин закашлялся. – Уходите. Мы тоже не стреляем.
– Уходите, – прошептал Романов. – Уходите же.
Голова скатилась на плечо, он снова потерял сознание. Полуприкрытыми глазами сквозь завесу летящего снега он увидел летнюю поляну. Девочка, почти ребенок, наклоняясь к траве, выбирала из неё желуди и складывала их в задранный фартук. Романов сделал несколько шагов к древнему дубу, любуясь игрой солнечных бликов в траве, вдыхая аромат коры и сохлых листьев, шуршавших под ногами. Девочка, переходя с места на место, остановилась, задрав голову кверху, вопросительно посмотрела на Романова голубыми, как небо, глазами. Но ничего не спросила, а продолжила делать наклоны, собирая желуди. Он вспомнил, что и сам мальчишкой мастерил из желудей человечков и забавных животных.
Романов раскрыл рот, чтобы сказать добрые, идущие от сердца слова, но тут увидел, что задранный фартук девочки полон вовсе не желудей, а стреляных гильз. «Если тут лежал гильзы, рядом могут оказаться плохие дяди с оружием, – сказал Романов. – Лучше уходи домой. Кстати, зачем тебе гильзы?» «Вот, сами настреляют, а потом спрашивают», – девочка надула розовые губки, кажется, собираясь заплакать. «Еще спрашивают», – повторила она и действительно заплакала, но как-то тяжело, по-взрослому, со всхлипами и стонами. Край фартука выпал из руки, гильзы разлетелись по сторонам, потерялись в сухих листьях и траве. Девочка плакала, утопив лицо в раскрытых ладонях, плакала так горько, так пронзительно, что Романов решил утешить её, во что бы то ни стало.
«Не плачь», – он присел на корточки, погладил ребенка по плечу. «Не плачь, я тебе денежку дам», – сказал он. Девочка всхлипнула, подняла голову. Но Романов увидел перед собой не детскую мордашку. Он увидел вместо лица кровавый обрубок размером с кулак. Кровавый обрубок без нижней челюсти, без зубов и носа. Круглые белые глаза, полные нечеловеческой боли, горели ненавистью и злобой. Романов закричал от неожиданности и очнулся, вытер с лица талый снег и испарину. Если уж девочки кровавые видятся, то уж точно сдохну, скоро уж сдохну, – решил он. Подняв голову, Романов убедился, что полулежит в кровавой луже. Зато кровь из бедра, плотно перетянутого галстуком, почти не сочилась. Романов застонал от боли, от собственного бессилия, снова опустил голову. А снег, густой мокрый снег, все падал и падал. Стало совсем тихо. Лишь Воронин громко сопел где-то рядом. И лаяла собака. Этот собачий лай все приближался, становился все отчетливее, все злее.
* * *
Светлана Петровна, на поспевавшая за сторожем Звонаревым, бежала по дороге, что было сил, увязая босыми ногами в вязком месиве из земли и снега. Она несколько раз падала, перепачкав в грязи руки, грудь и даже лицо, вставала, хотя, казалось, сил для того, чтобы подняться, уже не осталось, снова бежала вдогонку за Звонаревым. Впереди сторожа мчался Рекс, готовый броситься на противника и выгрызть тому горло. «Фас, фас их», – кричал Звонарев. Он кричал ещё что-то, но Светлана Петровна не могла разобрать слов.
В очередной раз поскользнувшись в дорожной колее, она сообразила, что легче бежать по снежной обочине, хоть в черную жижу не упадешь лицом. Наконец, она увидела метрах в двадцати от себя прямую спину сторожа. Собака пропала из вида уже давно. Звонарев стоял посередине дороги и, переломив ружье, загонял патроны в патронник. «Тьфу, он даже свою пукалку не зарядил», – Светлана Петровна была готова наброситься с кулаками на бестолкового сторожа, но вместо этого, она остановилась, замерла на месте, услышав несколько выстрелов, пронзительный лай и визг подстреленного Рекса, ещё два выстрела, ещё три. Собака перестала лаять и визжать.
Светлана Петровна соображала, бежать ли дальше, к уже близким машинам или пока постоять здесь, на обочине. Она наблюдала, как Звонарев поднял ружье, плотно упер приклад в плечо и долго целился. Сторож выстрелил сперва из одного, потом из другого ствола. Он опустил ружье, переломил его надвое, выбросил под ноги стреляные гильзы и полез в карман брюк за патронами.
138 
