очень нудно 
66 
Андрей приоткрыл дверь зала и обнаружил полный контраст с безлюдным фойе. Аншлаг. При том, что рассчитана прямоугольная коробка человек на тысячу, не меньше. Ни единого свободного места. Еще сотни две стояли в проходах, подпирали колонны, обсели подоконники.
«Тысячи полторы»,– прикинул Ласковин, оглядывая головы зрителей. Верней, слушателей, потому что зрелища как такового не было. Если не считать зрелищем одинокого человечка, расхаживающего по авансцене с радиомикрофоном в руке. Человечек, крохотный издали (лица толком не разглядеть даже зоркому Ласковину), сыпал в пространство гладкие, уверенные слова. О здоровье, о правильной жизни, о том, какая вокруг неправильная жизнь,– и обличительные выпады против некоего политика, без упоминания, впрочем, имен. Мол, сами знаете, о ком идет речь. Бог упоминался через слово: «Бог, Заветы, Библия, Серафим Саровский и Сергий Радонежский…» Но в контексте: «Я толкую, я подсказываю, какие книги читать, какие молитвы, с какими намерениями…» – и для подкрепления авторитета: «Я лечу, я творю чудеса (но это так, детские шалости), я наставляю всех, и (вскользь) предки мои были такими же».
Смысл не был главным. Главным было то, что собравшиеся здесь – это одно, а остальные там, снаружи. Исподволь: там – враги. Но их не нужно бояться. Пусть они боятся нас, потому что мы знаем их козни. Вернее, «я знаю и научу вас». Еще о траве, которую топчут, а она все равно растет – «мы – эта трава», еще о том, что «делай, что скажу,– и будешь здоров, счастлив и благостен». И через слово «Бог», «к Богу» «для Бога».
Ласковину стало смешно. Маленький человек в черной рясе казался пародией на какого-нибудь манихея-пророка. Воплощением тезиса: «Мир есть ложь». Добавь один слог, кукушечье «ку», и вот она – упрятанная под «душой» и «Богом» истина! Кумир! Есть! Ложь! Неужели кого-то можно купить на такое? Кого-то не из бывших торчков?
Ласковин взглянул на соседа, и его затошнило. Дергающаяся щека, приоткрытый рот… Сосед напоминал загипнотизированную крысу.
Лешинов сделал паузу, и зал дружно вздохнул, зашевелился.
Андрей оглянулся, увидел рядом Наташу, улыбнулся ей, и она улыбнулась ему – словно глоток жизни.
Ласковин снова обратился к залу. Примерно девяносто процентов присутствующих – женщины. Половина за пенсионным рубежом. Но хватало и молодых. Особенно в первых рядах.
«Святой отец» кашлянул, и тут же воцарилась тишина.
Лешинов заговорил. Другим, обыденным тоном. Практические вещи. Что говорить, что есть, что сделать, чтобы уберечь себя от недругов, что из биозаряженных «средств» использовать, если пьет муж, если обижает сосед по квартире, если дети не слушаются. Как себя вести завтра, послезавтра, какой день – плохой, какой – хороший, как уберечься от сглаза, как каяться, как какать…
Сосед Ласковина, сопя, скреб по бумаге шариковой ручкой. Лешинов диктовал медленно, то и дело отсылая слушателей к собственным литературным трудам, указывая страницы, от и до каких пор следует прочитать.
Завершив «инструкцию», Лешинов напомнил, что каждый его сеанс является исцеляющим и что через неделю здесь состоится очередная встреча. А если кому невтерпеж увидеть «святого отца» раньше, то завтра… и послезавтра…
– А теперь,– объявил отец Константин,– если у кого-то есть личные…
Половина зала немедленно ломанулась к сцене.
Ласковин кивнул Наташе, и они вышли в фойе.
Теперь здесь уже не было пустынно. Сновали улыбчивые энергичные тетки, стояли лотки с лешиновскими «лекарствами»: травками, иконками, книжечками, зачарованными кулончиками и прочим.
Ласковин мягко «футболил» наиболее настырных торговок.
– Мы здоровы, у нас все хорошо,– повторял он и улыбался еще более энергично, чем продавщицы брошюр и благовоний.
Натиск ослабел. Из зала повалил народ, и у теток появились более легкие жертвы для наделения счастьем.
—
– Ну как? – спросила Наташа.– Проникся?
– До самой поджелудочной железы,– ответил Ласковин.– К счастью, у меня пониженный рвотный рефлекс.
– Тсс! – Наташа приложила палец к губам.– Как ты можешь? Вдруг кто услышит? Нас же на кусочки разорвут!
Андрей усмехнулся.
– Нет такой травы,– сказал он,– чтобы прирастила обратно выбитые хорошим гияку-цки зубы. Хоть ты ее трижды заряди!
Наташа сделала гримаску.
– Ну грубый я, грубый! – сказал Ласковин.– После этой «проповеди» мне больше всего хочется дать кому-нибудь по роже!
– Нет, значит, в тебе положительной информационной энергии? – улыбнулась Наташа.
66 
