очень нудно 
91 
Ярость струей выплескивается в них, ударяет вглубь, в никуда… Долгий стон. Как удар далекого колокола.
Пустой темноватый зал. Зимородинский, дергающий себя за ус. Серые остановившиеся глаза… И мутной пленки больше нет.
Ласковин осознает (как будто не о себе – о другом), это его ярость смыла муть…
– У-у-у-м-м,– мычит Федя.– У-ум-м!
Зимородинский бросается к нему. Тонкие сухие пальцы – на виски.
– Руки! – кричит он Ласковину.– Руки держи!
Андрей мгновенно ловит Федины запястья, отводит назад. Зимородинский держит ладони у головы юноши, держит, не прикасаясь. Ладони дрожат от напряжения… и вдруг резко сжимаются в кулаки. Рывок вниз – словно из светловолосой головы Феди вырвано что-то невидимое.
Зимородинский поворачивается к Андрею.
Он доволен. Он сияет от радости.
– Хорошо! – говорит сэнсэй.– Очень хорошо! Тонкие губы дрожат, словно он сдерживает смех.
Прямая спина Феди резко сгибается – стержень выдернут. Он вцепляется в скамью, чтобы не упасть, глядит с удивлением и радостью на Зимородинского, на Ласковина, затем озирается – лоб его прорезает морщина – невнятно, из-за разбитого рта, спрашивает:
– А Юрка… где?
Мебельный фургон сбавил скорость и резко свернул влево. Его затрясло на ухабах. Огромный шкаф скрипел и раскачивался над Федей, а сам он, крепко сжав зубы, чтобы не застонать, перекатывался на пятачке грязного пола.
Еще поворот – и фургон остановился. Федю швырнуло вперед, он ударился о ножку шкафа многострадальной головой и охнул.
– Ты чего? – забеспокоился Юра.
– Башкой треснулся!
– А мы, вроде, прибыли,– сказал Юра, и диван под ним заскрипел.
Федя лежал на полу, расслабившись, отдыхая после мучительной тряски.
Загремел засов. Дневной свет хлынул внутрь. Федя увидел две волосатые руки, с усилием сдвинувшие в сторону шкаф, затем – черные ботинки с тупыми носами, заляпанные грязью.
«Квадратный» Колобок наклонился, распустил ремни, спутывающие Федины ноги, схватил за ворот куртки, поднял и толчком выкинул вниз.
Федя наверняка воткнулся бы лицом в землю, если бы его не поймал брюнет.
– Что, киздюшонок, устал маленько? – поинтересовался он, ухмыльнувшись.
Подбородок его был синим от сбритой щетины.
– Ничего, сейчас ты у меня запрыгаешь!
– Роберт! – крикнул из фургона «квадратный».– Принимай второго!
– Майнай,– сказал брюнет и даже не шевельнулся, когда его приятель столкнул Юру Матвеева вниз.
К счастью, Юра чувствовал себя получше, чем его друг, и ухитрился приземлиться на ноги. Колобок соскочил следом и ухватил Юру за цепь наручников.
– Симка! – гаркнул брюнет.– Закрывай сундучок. Клиенты ждут. И заржал. Потом повернулся к Феде:
– Оклемался, киздюшонок? А ну вперед! Да не вздумай пасть открыть – зубы проглотишь!
Ребят завели в квартиру на первом этаже и сразу же заставили лечь на пол лицом вниз.
– Ну, Колобок, вруби-ка ящик! – распорядился брюнет.– Что там про нас брешут?
Федя, хоть и неудобно было лежать на полу со скованными руками, почувствовал облегчение: вроде, бить их не собирались. По крайней мере, в ближайшее время.
– Пить хочется,– прошептал Юра.– И отлить. Нефайновые наши дела, Федька.
– Еще не вечер,– просипел Кузякин.– Может, Лас…
– Тихо, дурак! – свистящим шепотом перебил Юра.– Забыл?
– Сорвалось,– сконфуженно пробормотал Федя.
Он обследовал языком разбитую губу. Губа напоминала куриную гузку.
«А если нас убьют? – подумал он с тревогой.– Этот черный вполне способен укокошить».
Федя закрыл глаза. Все равно в поле зрения не было ничего интересного.
«Хоть факнулся перед смертью»,– подумал он.
Но эта лихая мысль не слишком воодушевила его.
Юрка молчал.
«Думает»,– с надеждой предположил Федя. Дружок у него – башковитый чел. Но уж больно ситуация стремная. Много напридумаешь, лежа на брюхе с «браслетами» на руках?
С шумом распахнулась входная дверь. Федя услышал сразу несколько новых голосов. И мерзкий голос «итальянца». Кто бы ни пришел, явно, что не помощь. У Феди похолодело внутри. Даже пить расхотелось.
– Подъем! – скомандовал смуглый, возвратившись в комнату.
Ребята поднялись.
Народу в комнате значительно прибавилось. С полдюжины незнакомых крепких ребят, длинный, за которым они следили, и высокий немолодой мужчина с худым длинноносым лицом. Последний явно верховодил. И Феде он совсем не понравился. Но виду Федор не подал, наоборот, распрямил спину, приосанился, насколько позволяли скованные руки.
91 
