29 
– Знаешь, я передумал и возвращаюсь. Понимаешь, у нас, у творческих людей, бывают заскоки.
Она жестко поправила:
– Ты не творческий человек, а избалованный и капризный эгоист. Единственный, о ком ты можешь думать – это о себе, дорогом и любимом. И конкуренты в этом деле тебе совершенно не нужны.
Антон немного призадумался. Он теперь поверил словам номера один, что внутри она твердая, как кремень. От того тепла, в котором он прежде купался, не осталось и следа. Наоборот, он явственно ощущал ледяную стену, отгораживающую от него эту незнакомую ему Татьяну.
Играя, встал на колени.
– Милая, прости меня, я исправлюсь!
Она поморщилась от нелепости и конфузности этой сцены.
– Извини, но твои слова и позы оскорбляют мое эстетическое чувство, а фальшь просто режет уши. Уходи, пожалуйста. Это лучшее, что ты можешь сделать.
У него болезненно защемило сердце. Как пробиться к этой новой, оскорбленной и замкнувшейся Татьяне, не знал. Более того, чувствовал, что она не позволит ему ничего из того, что позволяла когда-то. Вспомнил, что в прошлый раз просто пришел и остался, и она ничего не сказала против. Именно тогда он решил, что она слабый человек, и с ней можно делать всё, что вздумается. Тут же возникла параллель – он ошибся с ней так же, как с ним ошиблась Оксана.
Он молящим жестом протянул к ней руку, что снова получилось слишком наигранно. Возмутившись, Татьяна недобро предложила:
– Давай выметайся! Считаю до трех. Раз…
Он не стал ждать, просто рванулся к ней и впился в рот голодным поцелуем. В глазах тут же помутилось от страсти и он не сразу понял, что уже лежит на полу.
Отступив к стене, она рассерженно заметила:
– Уверен, что можно поступать как вздумается? Я не табуретка, то задвигать в угол, то по мере надобности доставать обратно. И учти, я занималась на курсах самообороны и знаю несколько очень неприятных для мужчин приемов. Так что лучше уходи, и быстро, пока я их на тебе не опробовала.
Такого он не ожидал. Чувствуя себя измочаленным и истерзанным, опустил руки и вышел прочь с кружившейся головой. От чего она кружилась – от крепенького удара об пол или неудовлетворенного желания, понять не мог.
Сел в машину, долго не отрывал тоскующих глаз от таких знакомых и таких недосягаемых окон. Потом, зло скомандовав себе:
– Давай отчаливай, экс номер три! – завел мотор и поехал домой, с трудом соображая, по каким улицам едет.
Глава шестая
Антон злился. Злиться было гораздо легче, чем страдать. Вообще-то он не хотел ни того, ни другого, а хотел жить с Татьяной, но поскольку это, как выяснилось, было недостижимо, предпочел рвать и метать.
Он старательно вспоминал все ляпы, допущенные Татьяной во времена их совместной жизни, и досадовал, что их так мало. Постарался домыслить, но не смог. Образ отвергнувшей его возлюбленной складывался холодный, но чистый. В особых грехах ее заподозрить было невозможно. Единственное, что он смог ей инкриминировать – Татьяна, как типичнейший обыватель, не постигала глубин его творческой натуры, ее естественнейшего стремления к свободе. Что ж, непонимание окружающих – удел всех истинно одаренных людей.
Это оправдание первое время помогало, но скоро надоело. Мальчишечья похвальба хороша для дураков, а он относил себя к неглупым людям, и скоро признал, что, хотя он и заслужил Татьяну неприязнь, но жить-то без Татьяны не может. И не только жить, но и создавать что-то новое, похоже, тоже не в состоянии.
Ощущая себя творческим трупом, решил поговорить с ней еще раз. Изо дня в день беспрестанно набирал ее номер, но трубку никто не брал. Несколько раз караулил ее у входа в офис, пока вышедшая из него Мария не сообщила, что Таня уволилась еще в прошлом месяце. Отчаявшись, Антон вновь приехал к ее дому и стал ждать. С обреченным трепетом прождал почти всю ночь, но в ее окнах так и не вспыхнул свет.
И тут ему стало страшно. По-настоящему страшно, как не бывало еще никогда в жизни. Неужели Татьяна уехала насовсем, потому что не захотела больше его видеть? Думать об этом было нестерпимо, и он принялся вести себя так, будто ничего не изменилось, и всё как в те времена, когда они жили вместе.
Он уезжал с работы ровно в семь и ехал к ее дому. Звонил в домофон, и, не дождавшись ответа, с разочарованием, каждый раз накрывавшем его удушающей волной, отправлялся к себе. Там тупо смотрел на пустой альбом, который давно уже должен был быть полон эскизами для новой коллекции, и ужасался его стерильной чистоте. Просидев так до одиннадцати, ложился спать, воображая, что Татьяна просто принимает душ и вот-вот придет. Засыпал, внушая себе, что завтра она уж обязательно появится, и он сможет уговорить ее на более серьезные отношения, чем прежде.
29 
