очень нудно 
45 
— Он обещал нам книгу, где будет дан полный и честный отчет о войне с терроризмом. Я полагаюсь на вас. Договорились?
Без яркого солнечного света солярий навевал меланхолию. Я вновь увидел садовника, сгребавшего в тачку почерневшие листья. Он был на том же самом месте, что и днем раньше, — замерзший и неуклюжий от толстого слоя зимней одежды. Сколько бы листьев он ни собирал, ветер приносил их еще больше. Прислонившись к стене, я поддался краткому моменту отчаяния. Мой взгляд блуждал по потолку. В голове крутились мысли о мимолетной природе летних дней и человеческого счастья. Я попытался дозвониться Рику, но секретарь ответила, что его не будет до самого вечера. Попросив, чтобы он перезвонил мне при первой возможности, я отправился на поиски Амелии.
Ее не было в комнате, где секретарши по-прежнему отбивались от телефонных звонков. Ее не было ни в холле, ни на кухне. Я удивился, когда один из охранников посоветовал мне поискать ее снаружи. Шел уже пятый час вечера. Воздух стал холодным и колючим. Амелия прохаживалась по подъездной дорожке перед домом. В январском полумраке кончик ее сигареты вспыхивал ярко-красной точкой, когда она затягивалась дымом, и быстро превращался в тусклое ничто.
— Не знал, что вы курите, — сказал я.
— Иногда позволяю себе одну сигарету. В моменты большого стресса или удовольствия.
— А сейчас у вас какой момент?
— Плохая шутка.
Холод сумерек заставил ее застегнуть жакет на все пуговицы. Она курила тем любопытным способом noli me tangere[22], который используют только женщины — одна рука покоится на талии, другая (та, что держит сигарету) наискось пересекает грудь. Когда я вдохнул ароматный запах горящего табака, мне тоже захотелось закурить. Это была бы моя первая сигарета за десять лет, и она наверняка вернула бы меня к двум пачкам в день. Но в то мгновение, если бы Амелия предложила мне сигарету, я взял бы ее.
Она не предложила.
— Мне только что звонил Джон Мэддокс, — сказал я. — Теперь он хочет книгу через две недели, а не через месяц.
— Господи! Как же нам везет!
— Сегодня мне вряд ли удастся провести с Адамом еще одно интервью.
— И что вы предлагаете?
— Не мог бы кто-то подвезти меня к отелю? Я хочу поработать сегодня над текстом.
Она выдохнула дым через нос и пристально посмотрела на меня.
— Вы не планируете забрать с собой рукопись?
— Конечно, нет!
Когда я обманываю, мой голос всегда поднимается на октаву выше. Я не мог бы стать политиком, потому что говорил бы тогда, как Дональд Дак.
— Мне нужно обработать текст, который мы сегодня записали.
— Надеюсь, вы понимаете, насколько все это становится серьезным?
— Да, понимаю. Если хотите, можете проверить мой ноутбук.
Она выдержала паузу — достаточно долгую, чтобы выразить свою подозрительность.
— Хорошо. Я верю вам.
Амелия бросила дымящуюся сигарету на дорожку, деликатно загасила ее кончиком туфли, затем наклонилась и подобрала окурок. Я представил себе, как в школьные годы она сходным образом убирала улики — популярная девушка, которую никогда не ловили за курением.
— Собирайте свои вещи. Я скажу парням из охраны, чтобы кто-то из них отвез вас в Эдгартаун.
Мы вернулись в дом и расстались в коридоре. Она вошла в комнату, из которой доносились телефонные звонки. Я поднялся по лестнице и, подойдя к двери кабинета, услышал ссору между Адамом и Рут. Их голоса были приглушенными. Я разобрал только конец ее последней фразы: «…проводя здесь остаток моей проклятой жизни!» Дверь была приоткрыта. Я не знал, что делать. Мне не хотелось мешать им, но, с другой стороны, я не мог оставаться здесь, рискуя быть заподозренным в подслушивании чужих разговоров.
Я тихо постучал и после паузы услышал, как Лэнг произнес:
— Войдите.
Он сидел за столом. Его жена находилась в другом конце комнаты. Они оба тяжело дышали. Вероятно, у них произошла серьезная размолвка. Давно сдерживаемый гнев прорвался извержением семейного вулкана. Теперь мне было ясно, почему Амелия выбежала из дома и закурила сигарету.
— Извините, что помешал, — сказал я и указал рукой на мои вещи. — Вы не против, если я заберу тут кое-что…
— Да, конечно, — ответил Лэнг.
— Пойду позвоню детям, — со злостью проворчала Рут. — Если ты еще не сделал этого.
Лэнг смотрел не на нее, а на меня. И ох какие слои смысла читались в его тусклых глазах! Он как бы приглашал меня увидеть, что стало с ним — лишенным власти, поруганным врагами, гонимым, тоскующим по родине, пойманным в ловушку между женой и любовницей. Об этом кратком взгляде можно было написать сотни страниц и все-таки не исчерпать его до дна.
45 
