Лёгкий, ненавязчивый романчик 
44 
К счастью, ко мне пришла Дуня, и разговор с ней скрасил мое тягостное состояние. Дуня ревнует меня к Элизабет. Природное добросердечие и уважительное отношение ко мне не позволяют ей выказывать своих истинных чувств, но я и так знаю: Дуне обидно видеть благосклонность Элизабет, направленную исключительно на меня. Я щеголяю в новых нарядах, украшенная драгоценностями, мои волосы причесаны по последней моде. А она? Дуня по-прежнему вынуждена носить истрепанное платье, которое я более двадцати лет назад купила для нее в Вене (правда, невзирая ни на что, оно все равно ей очень идет). Ее рыжеватые волосы заплетены в косу, свернутую кольцами на затылке, – совсем как у крепостных крестьянок Влада в пятнадцатом веке! Сделав Дуню подобной нам, я сознательно решила впредь обращаться с ней, как с равной. Но, увы, сословные различия, засевшие в Дунином мозгу, оказались сильнее моих намерений. Наверное, ей самой больно думать об этом. Чувствовать себя вечной служанкой – что может быть ужаснее? Однако здесь я бессильна что-либо изменить.
Я всячески старалась подбодрить приунывшую Дуню. Помимо прочего, я сказала, что потребовала у Влада добыть для нас пищу, и он согласился. Я уговаривала ее потерпеть совсем немного. Дуня слегка воспряла духом. Конечно, она сейчас сильнее, чем была до приезда Элизабет, но не настолько, чтобы самостоятельно отправиться на охоту (впрочем, даже если бы она и попыталась покинуть замок, то не смогла бы этого сделать – отвратительная магия Влада, запечатавшая все двери, ведущие наружу, действует и на нее).
Пока я говорила, Дуня ерзала на стуле и принюхивалась.
– Живая кровь!
Она вскочила и пошла к выходу, продолжая принюхиваться, словно гончая, взявшая след.
– Доамнэ, я чую смертного человека!
Не успела я вымолвить ни слова, как Дуня выскочила в коридор и побежала в сторону гостиной, расположенной возле комнаты Харкера. Мне не оставалось ничего иного, как побежать вслед за ней. Осторожно открыв дверь, мы вошли в гостиную.
Харкер сидел за столом и торопливо что-то писал в своем дневнике. Он явно не слышал нашего появления, но, будучи человеком восприимчивым, сумел его почувствовать и торопливо обернулся.
– Спать! – приказала я, пустив в ход свои чары. Англичанин послушно встал. Зажав в одной руке перо и дневник, другой он стал неуклюже придвигать к окну узкую кушетку (днем из окна открывался захватывающий вид: пропасть, на дне которой едва виднеется поросшая лесом долина, а вдалеке – величественная гряда гор с заснеженными вершинами). Когда кушетка оказалась возле окна, англичанин улегся на бок и немедленно захрапел. Лежа на боку, он храпел не столь громко и отвратительно, как на спине (в любом случае, если он и впрямь обручен, мне очень жаль его будущую супругу).
Дуня захлопала в ладоши и весело засмеялась, как ребенок при виде подарка.
– Какой хорошенький! – воскликнула она.
– Гость Влада, – предупредила я, мысленно соглашаясь с Дуниной оценкой.
Сейчас Харкер выглядел куда привлекательнее, нежели в постели: рубашка, брюки, жилет – одежда неброская, но свидетельствующая о хорошем вкусе хозяина. Каштановые волосы были сильно напомажены. Подбородок оброс темной щетиной (видимо, англичанин решил отпустить бороду), что придавало мальчишескому лицу более мужественное выражение и делало щеки и подбородок тоньше и рельефнее.
Мой приказ погрузил Харкера в столь глубокий транс, что его пальцы разжались и дневник с пером упали на кушетку. Кончик пера, на котором было еще достаточно чернил, вонзился в старинную парчовую обивку, мгновенно поглотившую непривычную влагу. Вскоре от чернил осталась лишь маленькая черная клякса, которую уже не отмоешь никаким мылом.
– Ах, эти беспечные гости! – воскликнула я тоном рассерженной хозяйки. – Никакого уважения к чужим вещам!
Схватив перо, я сунула его англичанину в карман жилетки. Затем я раскрыла дневник, надеясь обмануть Дуню и заставить ее поверить, будто впервые вижу этого благовоспитанного джентльмена.
– Тьфу ты! Что за каракули? Писал, как курица лапой. Почему он не желает писать на нормальном английском языке?
Я опустила руку, в которой держала его дневник, и, взглянув на спящего мужчину, тоном гипнотизера приказала:
– Отныне, сэр, вы будете только думать, что пишете на этом тарабарском языке, но в действительности вы будете писать по-английски, разборчиво и понятно, так, чтобы я смогла удовлетворить свое любопытство.
44 
