очень нудно 
46 
Но вскоре эти мысли отступили, сменившись удивлением. Худенькая Дунина спина изогнулась. Это движение плеч было мне хорошо знакомо – характерная поза вампира, приготовившегося к удару.
Удара не последовало. В застоявший воздух гостиной ворвался ураган.
– Оставь его! – загремел Влад.
Дуня испуганно вскрикнула. Кинув на пол большой холщовый мешок, Влад бросился к ней. Раньше чем мы с Элизабет сумели опомниться, Влад сжал Дунину шею большим и указательным пальцами, поднял бедняжку с колен и отшвырнул с такой силой, что она, пролетев по воздуху, с громким шлепком ударилась о стену.
Дуня, естественно, не пострадала (она лишь боязливо забилась в угол), но зверское обращение с моей горничной взбесило меня. А если бы на месте Дуни оказалась я или Элизабет? Осмелился бы он поднять на нас руку?
Мой гнев разгорелся еще сильнее, когда Влад заорал, обращаясь к нам:
– Как вы посмели дотронуться до него? Я ведь запретил даже смотреть в его сторону! Этот человек принадлежит мне!
И тут я не выдержала.
– Зато мы не принадлежим тебе, и мы голодны! Каким же тираном надо быть, чтобы морить голодом своих близких, а потом набрасываться на обессилевших женщин, когда у них появляется возможность немного насытиться? Говоришь, он принадлежит тебе? Но не мы привели его сюда – он сам забрел в эту гостиную. Судьба позаботилась о нашем пропитании, раз тебе нет дела до нас!
От моей дерзости у Влада налились кровью глаза. Наверное, не будь рядом Элизабет, он попытался бы меня убить. Но, как ни странно, Влад вопросительно поглядел на нее, она же ничего не сказала, а только ответила странной полуулыбкой. Глаза Элизабет оставались холодными и жесткими, полными такой же дикой ярости.
Думаю, Влад боится Элизабет, ибо, помолчав, он медленно произнес:
– Когда Харкер выполнит все, что мне нужно, я отдам его вам. А пока хватит с вас и этого.
Он кивнул на грязный холщовый мешок. Оттуда слышались резкие звуки, напоминавшие кошачье мяуканье. Однако запах был вполне человеческим – пахло теплой кровью.
Подняв англичанина на руки (к счастью для Харкера, он находился в обморочном состоянии), Влад удалился столь же быстро, как и появился. Воспрянувшая Дуня выбралась из угла, подбежала к мешку и развязала веревку. Мокрая холстина осела на пол, и мы увидели чумазого малыша. Мальчишке было не больше года. Его чумазые щеки блестели от слез. Малыш взглянул на Дуню и сразу же успокоился, крики сменились громкой икотой, от которой забавно вздрагивало все его тельце.
Элизабет повела носом и, брезгливо поморщившись, поднесла к лицу кружевной платочек.
– Как от него пахнет!
Я шутливо погрозила ей пальцем.
– Нет, дорогая. Вспомни Александра Поупа: "Ты пахнешь. Все остальное – воняет"[11].
Дуня, не понимавшая тонкостей английской поэзии, сказала с простонародной откровенностью:
– Обмочился со страха. Велика важность!
Избежать наказания и получить кое-что на ужин – моя бедная горничная сияла от радости. (Когда донимает голод, первыми исчезают восприимчивость к запахам и брезгливость.) Малыш, думая, что она улыбается ему, в ответ тоже заулыбался и протянул к ней пухлые пальчики.
– Иди ко мне, маленький, – проворковала она.
Подхватив ребенка на руки, Дуня закружилась с ним, одновременно щекоча ему животик. Ребенок урчал от удовольствия. Потом она начала щелкать пальцами возле его ушей. К этому развлечению малыш остался равнодушен.
– Наверное, глухой, – пробормотала Дуня.
Еще один подарок нашего "щедренького" Влада: грязный, воняющий мочой, глухой ребенок. Скорее всего, родители с радостью избавились от него.
– Он весь твой, – сказала я Дуне.
Дуня не удивилась тому, что я не собираюсь участвовать в пиршестве. Прижавшись к детской шейке, она с голодной страстью поцеловала ребенка. Малыш захихикал: ему было щекотно. Но смех мгновенно сменился ужасающим криком, едва Дунины зубы прокусили его кожу. Крики быстро стихли. У ребенка стекленели глаза. Дунины челюсти безостановочно двигались. Через минуту малыш обмяк. Тогда Дуня подсунула ему под голову локоть, чтобы сосать кровь, не слишком нагибаясь.
Зрелище это странным образом сочетало в себе умиротворенность и распаляло страсть. Мне захотелось присоединиться к Дуне и тоже обнять этого малыша, из которого неотвратимо уходила жизнь. Я взглянула на Элизабет и поймала схожее желание. Ее глаза вновь пылали от страсти.
46 
