— Сочувствую, — сказал Линли. — И это все? Нравоучительный монолог и выговор в личное дело?
— Нет, не все. Меня понизили до констебля с функциями детектива.
— А-а… — Линли положил руку на магнитный держатель для скрепок, стоящий перед ним на столе. Нервно поглаживая пальцами закругленные концы скрепок, он, очевидно, собирался с мыслями. — Могло быть хуже, — произнес он. — Гораздо хуже, Барбара. Все могло закончиться увольнением.
— Конечно. Да-да. Я понимаю. — Барбара постаралась придать своему голосу оттенок искренности. — Что ж, Хильеру удалось поразвлечься. Можно не сомневаться, он еще повторит отдельные перлы своей речуги за обедом с нашими начальниками. Где-то посреди его монолога мне захотелось попросить его заткнуться, но я придержала язык. Вы могли бы гордиться мной.
Линли откатился на стуле от стола и, подойдя к окну, уставился на маячившее за ним высотное здание. Барбара заметила, что на его скулах напряглись желваки. Она уже собиралась разразиться потоком благодарностей — нехарактерная для Линли сдержанность наводила на мысль о той огромной цене, которую он заплатил, выступив в ее поддержку, — но тут он заговорил сам и сразу затронул больную тему.
— Барбара, вы хоть понимаете, какие усилия пришлось предпринять, чтобы предотвратить ваше увольнение? Сколько было встреч, телефонных звонков, соглашений и компромиссов?
— Наверное, много. Именно поэтому я и хотела сказать…
— И все ради того, чтобы предотвратить наказание, вполне заслуженное вами, по мнению половины сотрудников Скотленд-Ярда.
Барбара неловко переступила с ноги на ногу.
— Сэр, я понимаю, как вам трудно было вступиться за меня. Я знаю, что без вашего заступничества меня бы просто вышвырнули на улицу. И я заглянула к вам лишь для того, чтобы сказать, как я благодарна вам за то, что вы правильно поняли мои действия. Еще хочу сказать, что вы ничуть не пожалеете, что вступились за меня. Я не дам вам повода. Впрочем, как и никому другому. В дальнейшем я буду вести себя благопристойно.
— По-моему, вы заблуждаетесь, — сказал Линли, вновь поворачиваясь к ней.
Барбара непонимающе заморгала.
— Я… Почему?
— Я не выступал в вашу защиту, Барбара.
К его чести, сделав такое признание, он не отвел от нее глаз. Вспоминая позже их разговор, Барбара неохотно позавидовала его мужеству. Карие глаза Линли, такие добрые и такие необычные, если принять во внимание его белокурые волосы, прямо и открыто смотрели на нее.
Барбара нахмурилась, пытаясь осмыслить его слова.
— Но вы… вы же знаете все факты. Я рассказала вам, как все произошло. И вы прочли отчет. Я подумала… Вы же сами только что упомянули о встречах и звонках…
— Они не имеют ко мне отношения. По совести говоря, я не могу позволить вам думать, что гут есть моя заслуга.
Выходит, она ошиблась. Слишком поспешила с выводами. Зря она думала, что он встанет на ее сторону только потому, что они давно работают вместе. Она сказала:
— Значит, вы на их стороне?
— Кого вы имеете в виду?
— Половину сотрудников Ярда, считающих, что меня наказали за дело. Я спрашиваю только потому, что хочу выяснить, каковы теперь будут наши отношения. Если, конечно, мы еще собираемся работать вместе. — От волнения она начала захлебываться словами и, взяв себя в руки, произнесла более спокойно: — Так как же, сэр? Вы на их стороне? На стороне той половины?
Вернувшись к столу, Линли опустился на стул. Он внимательно посмотрел на Барбару, и она с легкостью прочла на его лице выражение некоторого сожаления. Непонятно только, к чему оно относилось. И это непонимание испугало ее. Ведь он был ее напарником. Или уже нет? Она повторила:
— Так как же, сэр?
— Даже не знаю, на чьей я стороне.
Барбаре показалось, что из нее вдруг выкачали весь воздух и ее съежившаяся телесная оболочка рухнула на пол кабинета.
Линли, должно быть, почувствовал ее настроение, поскольку добавил более сердечным тоном:
— Я всесторонне изучил вашу ситуацию. Целое лето, Барбара, я обдумывал это дело.
— Это не входит в ваши обязанности, — вяло произнесла она. — Ваше дело расследовать убийства, а не заниматься… моими проблемами.
— Я знаю. Но мне хотелось понять. И я до сих пор хочу понять. Мне думалось, что если я сам разберусь во всем, то сумею взглянуть на ситуацию вашими глазами.
— Но вам так и не удалось. — Барбара постаралась не выдать своего отчаяния. — Вы не поняли, что на карту была поставлена жизнь. Не поняли, что я не могла позволить утопить восьмилетнего ребенка.