25 
Я не учитель Петр Дроздов, я — автомеханик Глеб Сазонов. Я никогда не думал, что так трудно жить не своей жизнью, откликаться на чужое имя и думать, а куда она делась-то, моя жизнь?
На утро выпал снег. Я не знал, что так бывает. Оказалось, осень — это действительно скоротечно. Вчера еще светило яркое солнце, деревья стояли в яркой листве — красной и желтой — а сегодня прямо на нее навалил снег и температура упала до минус пяти. Говорят, что здесь это обычное дело — снег в сентябре, и он еще может растаять, но стало ясно, что пора подумать хоть о какой-то зимней одежде. Моя джинсовая рубашка и для крымской зимы жидковата, а в Сибири даже на расстоянии от сарая до школы я не хочу повторять подвиг генерала Карбышева. Но главное даже не куртка, а обувь. Во-первых, у меня размер 46, а во-вторых, в нашей стране дешевле купить золотое украшение, чем пару нормальных ботинок. Дешевые, с рынка, на мне разваливаются на второй день. Как бы намекнуть Ильичу, что физкультура тоже денег стоит. Тем более моя.
После уроков я тормознул Брецова.
— Ты, это, Вован, забери из ментовки свою петицию.
— Свою, че?
— Жалобу, Вован.
— А че?! Пытали!
— Забери.
— Так ведь пытали же!
— А ты забери!
Он набычился, я сделал шаг к нему.
— Счас, счас, поеду! — Поспешно отбежав с грацией орангутанга на безопасное расстояние, он крикнул:
— Только все равно пытали, менты поганые!
К сожалению, школу больше не заминировали, и педсовет состоялся. Дора Гордеевна рвала и метала. Ильич невозмутимо играл в тетрис на мобильном телефоне. Он приобрел его только вчера и беспрестанно тыкал разные кнопки, изучая функции. Внешний мир его не интересовал. Сначала досталось Татьяне-художнице. Она упорно забывала приводить в порядок классный журнал — выставлять оценки и делать необходимые записи. Дора метала молнии, а одухотворенные глаза Татьяны наполнялись слезами. Художника легко обидеть. Но я не творческая личность. Я вчера сел и написал своей грубой большой рукой два слова «План уроков». И классный журнал у меня в полном порядке. Дора Гордеевна, поняв, что мозги мне промывать бесполезно, сказала, что «не видит большого смысла держать в школе в качестве учителя такого малообразованного и подозрительного типа» как я. Слово «подозрительного» мне очень не понравилось. Очень. Дора, поняв, что чем-то сумела меня задеть, просветлела жирным лицом. А я вспомнил, что детки между собой зовут ее Гангрена Ивановна.
Лучше всех оказалась Аллочка Ильинична. И планы у нее, и квалификация, и уровень и опыт. А детки кличут ее «болонка климактерическая».
Ильич со своим телефоном уже чего только не сотворил. Погонял игрушки, поотправлял sms-ки, проверил функцию будильника и теперь просто любовался маленьким серебристым Nokia. Ему хотелось подальше из этой душной комнаты, от этого «дружного» женского коллектива. Я решил обидеться, что он за меня не вступился, и попросить денег за дополнительные часы.
В коридоре пришлось поуспокаивать рыдающую Татьяну.
— Да плюнь ты на эту Гангрену. Все равно не уволят.
— Какой маразм этот журнал! Я не могу сидеть и проставлять эти оценки. В этом занятии нет творчества! Когда рисуешь — думаешь над линией! Нет, я не могу, когда нет никакого творчества, Петр!
Я подумал «какая творческая натура», а вслух сказал:
— Плюнь, все равно не уволят!
Для Татьяны увольнение означало бы конец бесплатного обучения в школе ее дочери.
Вечером я решил проверить, выполнил ли свое обещание Вован и позвонил из учительской в инспекцию.
— Инспекция безденежных, — услышал я. Не понял и даже испугался.
— Уже и такая есть?
— Инспекция. Без-де-нежных. — Отчеканил по слогам женский голос, и я сообразил, что это фамилия.
— А Маргариту Георгиевну будьте добры.
— Уехала по школам.
Почти одновременно со словами под окнами затрещала Ока. Ритка ворвалась в учительскую веселая, миниатюрная, в узких брючках, с короткой стрижкой. Прелесть, а не женщина.
— Ну что, мучительница?
— Забрал, забрал, — засмеялась она. — Слушай, в субботу в семь дискотека. Ильич сказал, что тебя можно попросить подежурить, за порядком последить. Можно?
— Можно.
Отчего нельзя? Не Татьяне-художнице же следить. В этом занятии нет никакого творчества.
— Слушай, а что это за инспекция у вас — безденежных?
Ритка засмеялась.
— Это фамилия у дежурной Безденежных. У нас с фамилиями много приколов. Вчера дежурили на водокачке. Наши приводят мужика бомжеватого — грязного и пьяного. Черт его знает, что он там делает, вода-то на весь город оттуда идет. Может, у него зараза какая! Спрашивают:
25 
