очень нудно 
38 
— Это гнусная неправда. То есть, клевета. Я, например, по субботам веду бесплатную секцию каратэ.
Она опять с усмешечкой кивнула.
— А говорят, в этой школе, чтобы из восьмого беспрепятственно перейти в девятый с плохими оценками, достаточно пяти тысяч.
— Да кто говорит-то?
— В прокуратуру поступило заявление, мы обязаны отреагировать.
— Анонимное? — я забыл про образ дурака.
— Да нет, почему же… Только тот ребенок, чьи родители это написали, не виноват…
Теперь кивнул я. Это непроизвольно получилось у меня с сочувствием. Она, видимо, поняла все, и устало вздохнула:
— Какая у вас тут… круговая порука. Ладно, буду еще с родителями работать. Идите.
Она была молодая, рьяная, бескорыстная и неподкупная правдолюбка. Как Павка Корчагин. Или Колька Серов. Скорее всего, детей у нее еще не было.
Стеллаж я так и не доделал. Выйдя от прокурорши, в окно увидел как в школьный двор заезжает «Волга» с шашечками на боку. В школьный двор заезжают машины разной степени крутости, но такси я видел впервые. Дверь открылась, и из машины вышел помятый Ильич. Я, сняв очки и бандану, кинулся вниз, чтобы первым узнать цель его героического прибытия на рабочее место. Выглядел Ильич плохо, с мешками под глазами, в помятом костюме, и без обычно написанного на лице пофигизма. Шишка на лбу заметно уменьшилась и была чем-то замазана, кажется, это называется «тональный крем». Лилька сразу определит.
— Как здоровье? — ляпнул я.
— Ты съел все мои пельмени. Два килограмма, — мрачно ответил Ильич. — Есть охота, сбегай в столовую, купи чего-нибудь пожрать, — и он протянул мне мятый полтинник. Я помчался в столовую, чувствуя себя виноватым перед оголодавшим шефом. Полтинника, конечно, не хватило, цены в школе были как в хорошем кафе, и я, добавив из своего кармана, сгреб на поднос винегрет, плюшки, котлеты и пельмени. В кабинет Ильича я вплыл с грацией горничной. Хорошо, что Лиля меня не увидела, а то я опять бы узнал много нового.
— Пельмешки с котлеткой? Никогда так не ел, — невесело сообщил Ильич и начал вяло ковырять вилкой винегрет. — Вкуса не чувствую. Дрянь какая-то. — Он отставил тарелку и взял руками котлету.
— Прокурорша в учительской, — доложил я.
— Хрен с ней. Никто не видел, что я приехал. Давай завтра поучаствуй в моей безопасности, мне на одну встречу надо съездить.
Я вспомнил, что теперь я еще и телохранитель.
— Поучаствую, только Дора велела собрание родительское провести. — Я рассчитывал, что Ильич скажет «да хрен с ним, с собранием» и я смогу увильнуть от неприятной обязанности, но Ильич так не сказал.
— Проведешь послезавтра. Родители у твоих — в основном, безобидные тетки, — понял он мои опасения — И не забудь: по пясот пятьдесят рублей с рыла на… на… покупку новой доски. Собирать сам будешь. Кто не сдаст — пометишь и мне принесешь список вместе с деньгами.
— А… — неуверенно начал я, — у нас тут, конечно, круговая порука, но эта прокурорская леди будет с родителями работать насчет «подтвердить поборы»…
— И ты думаешь, кто-нибудь расколется? Да никогда. Сильно много в чадо вложено, чтобы теперь правду искать. Кстати, кто стукнул в прокуратуру? — с отсутствующим видом поинтересовался он.
— Не скажет.
— Ну и хрен с ней. Дрянь какая-то, — он отставил пустую тарелку, и я опять почувствовал себя виноватым за дрянной винегрет.
— Завтра в семь вечера нужно быть на Шуйском шоссе у разъезда Вольного.
Такая вводная походила на предстоящую стрелку, но Ильич, видимо, окончательно решил не посвящать меня в детали.
Остаток дня я проковырялся с разбитым джипом, а вечер прошел на удивление одиноко. Без пирогов и визитов за забытыми вещами. Очки я положил на обшарпанное пианино, смотрел на них, и думал о Карине. Она никогда не нацепила бы на свои синие глаза эту уродскую оправу.
* * *
Вечером следующего дня, перед своей «встречей», Ильич был хмур и деловит, как министр по чрезвычайным ситуациям перед толпой корреспондентов. Видимо, в мои обязанности входило в случае опасности прикрывать его своим телом. Никаких других средств, кроме машины и моих навыков у меня не было. Ильич плюхнулся на заднее сиденье «ауди» и, по-моему, пригнулся. Если я опять вляпаюсь в какую-нибудь переделку, то… выкручиваться мне не привыкать.
Ребята, которые ждали нас на разъезде, мне не понравились. Они как под копирку повторяли шнурков депутата Грача, которых я отправил в реанимацию. Даже не внешностью и не «Паджериком», на котором прибыли, а пустой отрешенностью физиономий и нежеланием много разговаривать. Опять началось плохое кино, только теперь я был на вторых ролях.
38 
