— Петь, у меня в кабинете стеллаж рухнул с образцами. Дора Гордеевна сказала, что тебя можно попросить починить.
— И ты для этого приперлась сюда в такую рань?
— Нет, — надула Лиля хорошенькие губки. — У меня пробежка. А ты что, только домой пришел?
— У меня тоже пробежка.
— А! Петь, ты брюки новые купил, да?
— Да. Спортивные. Беги быстрей, а то к урокам не успеешь.
— Помчалась. — Она побежала трусцой, красиво качая бедрами. — Петь, а тебя надули! Это не спортивные штаны. Это пижамные. И они женские.
Черт бы побрал этих баб. Хочу жить с Сазоном, дружить с Мишкой, и грезить о Карине. Она настоящая женщина. Тонкая, умная, изысканная. В женщинах для меня главное не количество, а качество.
* * *
В школе ко мне прицепилась Дора Гордеевна.
— Дроздов! Вы провели в своем классе хоть одно родительское собрание?
Я только что стоически выдержал педсовет, а теперь мне грозит родительское собрание.
— А что, уже пора?
Дора так захлебнулась собственным гневом, что не смогла достойно ответить.
— Проведу! И стеллаж починю!
Дора удалилась с достоинством. И как же его провести? Публичные выступления нынче не в моем вкусе. Мало ли кем могут оказаться родители? Очутился же в патрульной машине журналист Коля Серов, да еще с фотоаппаратом, а я так увлекся игрой в прятки, что даже не заметил вспышки. Теперь нужно засветиться перед родителями, среди которых может быть хоть сам начальник уголовного розыска.
«Прокурорская проверка» появилась в школе в виде миловидной, темноглазой и очень доброжелательной девушки. Она ласково зазывала в учительскую всех по очереди и о чем-то там беседовала. Чтобы избежать такого допроса, я на переменах прятался у Лили в кабинете труда, восстанавливая развалившийся стеллаж. Лиля была так рада неограниченному доступу к моему телу, что на переменах совсем не выходила из класса и трещала без умолку.
— Петь, ты меня научишь?
— Чему еще?
— Ну, что ты там на ОБЖ показываешь? Полотенцем по ушам.
— Че-го?
— Ну, самооборона!
От неожиданности я молотком долбанул себе по пальцам, и громко выкрикнул любимое междометие Ильича. Но Лилю трудно было сбить с мысли.
— Мне девочки твои рассказывали, Петь! Ну, как грузинов вырубать. Знаешь, как ко мне клеятся? Особенно грузины!
— Лиля, — отчетливо произнес я, — я никогда не учил своих учениц вырубать грузинов.
— Ну, полотенцем по ушам, Петь!
— Да о чем речь?!
— На выходные Алиса из твоего класса поехала в область, к родственникам. На поезде. В купе ее соседом оказался грузин. Стал домагаться, приставать к девчонке:
— Хачу тэбя, хачу тэбя!
Она сидела на верхней полке. Раз его отшила, второй. А он:
— Ой, нэ магу, хачу тэбя!
Ей надоело, вспомнила она твои уроки, взяла вафельное полотенце, перекинула ему через голову, и взахлест как долбанет по ушам! Грузин упал и лежит. Минута проходит, две. Грузин лежит. Алиса испугалась. Хотела за помощью бежать, но грузин очухался, открыл глаза, встал и говорит задумчиво:
— Надо же, вроде в поезде еду. А вроде как на Кавказе побывал… Маму, папу повидал…
— Понимаете, — извиняющимся голосом начала Алиса, у нас в школе на уроках преподают самооборону и…
— Предупреждать надо, — ласково прервал ее грузин.
Всю оставшуюся часть пути он, прежде чем выйти из купе, обращался вежливо к Алисе:
— Можна, я в туалэт пайду? А? Можна в туалэт?
— Да, пожалуйста, пожалуйста, идите себе в туалэт, что вы все время спрашиваете? — отвечала Алиса. Петь, ну научи полотенцем по ушам!
Я заржал.
— Не по ушам. Она влепила ему по сонной артерии. Это и ребенок может.
— А как? — доставала она меня.
Я взял со стола чей-то недошитый фартук и набросил его на Лилькину нежную шею.
— Главное, не перестараться.
— Чтоб на Кавказ к маме-папе не отправить?
— Чтоб к праотцам не отправить, а так, кайф пусть ловят…
Дверь открылась и на пороге появилась Дора Гордеевна. С нескрываемым ужасом она посмотрела на меня, на фартук, на Лилю.
— Спасибо, Петр Петрович, — вежливо и сухо сказала Лиля, снимая фартук со своей шеи. — Я все поняла. Я хорошо поняла как можно… немного растянуть изделие.
— И не забудьте намочить ткань! — назидательно посоветовал я.
От неожиданности Дора всхрюкнула, но вдруг сменила гнев на милость.