86 
* * *
Камиль Козлов пришел на свидание в бабочке. И без погон. Этим он сразу уравнял наш статус, дав понять, что сегодняшним вечером он не майор, а кавалер. Я не потрудилась ни переодеться, ни накраситься; сидела в вестибюле гостиницы на диванчике, вытянув джинсовые ноги и соображая долго ли еще протянут мои шпильки, если на них так носиться по городу.
Номер я сняла за сущие копейки. Поговорила с завхозом, объяснила, что у девочки маленькие странности, он вздохнул, взгрустнул, и уступил по цене поллитры свою каморку.
Козлов светился. Его лысина отражала красивое и сложное освещение богатого холла.
— В номера? — галантно спросил он, выпячивая вперед локоток, чтобы помочь мне встать.
— Реально! — хмыкнула я и повела его в подвал.
Он удивился, но вида не подал, послушно семенил сзади на коротких ножках. Я пинком открыла незапертую дверь.
— Не люкс, конечно, — пояснила я, — но тоже любовное гнездышко.
«Гнездышко» было завалено швабрами, пылесосами, тряпками, щетками и ведрами. Из удобств был только шаткий стул и обшарпанный стол, на котором стоял древний электрический чайник.
— Несколько неожиданно, — произнес растерянно Козлов. — Но понимаю? Понимаю. Мест нет. Курортный город. Да ладно, антураж не главное. — Он чихнул и швырнул на стол к чайнику пачку презервативов.
Я взяла швабру и крутанулась вокруг нее, попробовав себя в роли соблазнительницы.
— Ни фига себе! — задохнулся Козлов. — Ну ни фига! Знал, знал, что не ошибся. Мой младший брат был поражен и удивлен, когда ты там, на сцене, с твердыми грудями… Жаль не видел, жаль…
Он одним рывком содрал с себя бабочку на резиночке. Этот страстный жест означал начало нашей любви. Мне стало его жалко: маленький, плешивенький, с желанием быть значительным и пользоваться успехом у женщин, а за тонкое горло хватают жадность и похоть.
Он расстегнул у рубашки верхнюю пуговицу.
Дверь вдруг открылась, я спряталась за швабру. В каморку, громыхая ведрами, ввалилась толстая тетка в синем халате, с безучастным лицом. Не обращая на нас внимания, она свалила ведра в угол и ушла.
Козлов сбился. Он застыл с расстегнутой пуговицей. Я взяла ведро, перевернула его вверх дном и уселась сверху.
— Садитесь, — кивнула я майору на единственный стул.
— Я это, лучше стоя… — Он расстегнул вторую пуговицу. Я их мигом пересчитала, пуговиц было шесть, значит, у меня масса времени.
— Тот дом на Сиреневой…
— Сиреневой?
— Мы же договаривались!
— Ну да, услуга. Не забыл, помню. Этот дом… Черт…
Третья пуговица оторвалась и упрыгала за груду железных ведер.
— Черт! Запасной-то нет, нет запасной! — он наклонился и полез обследовать пространство за ведрами.
Дверь открылась, зашла другая толстая тетка в халате и с ведром.
— Батюшки! — сказала она, увидев зад Козлова, — Чтой это вы тут делаете? Где Семеныч?
— Инвентаризация! — нашлась я.
— А! — обрадовалась тетка, — Это правильно. А то все ведра растащили, швабры сперли, и даже тряпки тырят. Про пылесосы я и не говорю. Счас всем девкам на этажах скажу, чтобы орудия труда сюда тащили. Все пометить и переписать! Это правильно. — Она швырнула ведро в сторону Козлова и умчалась.
Козлов вылез, держа в руках маленькую прозрачную пуговичку.
— Дом… — напомнила я.
Козлов сунул пуговичку в карман.
— Ах, дом. Дом?
Козлов снова сбился.
— На Сиреневой…
Он раздумал возиться с пуговицами и внезапно расстегнул ширинку.
— Нужно дверь закрыть! — осенило его.
— Ключ у Семеныча. Очень хочется про дом!
— Странный, странный дом.
Он запрыгал на одной ноге, снимая штаны. Его почему-то совсем не волновало, что я и не думаю раздеваться. Меня это немного озадачило.
— Вы сядьте. И про дом.
— Не, я стоя, стоя. — Все-таки я прижгла ему зад, раз он так упорствует в желании все делать стоя. Он отбросил штаны на стул и остался в белых трусишках. Потом зачастил, проглатывая слова:
— Бабке дом принадлежал, второго года рождения. Задова Мария Ивановна. Пять лет назад померла бабка. Удовлетворил?
— Это все?
— Все? Нет. Там потом родственница объявилась Никитина Инна Петровна. Ей этот дом Задова завещала, на ней он теперь и числится. Год рождения ее… не помню, не замужем, приводов не имела, судимостей нет, детей… Вроде сын один — 70го года, Никитин Аркадий Васильевич, погиб в 2000 в автокатострофе.
86 
