очень нудно 
85 
Если кто и мог вздумать меня охранять, то только Сазон с поэтом. Но, во-первых, они были не в курсе моих опасных делишек, во-вторых, я не могла бы не заметить такой «охраны», и в-третьих, «быки» — слишком громко сказано о двух щуплых старичках.
Статья, содержащая компромат на Карину, оказалась лакомым куском для шантажистов. Я не буду пытаться пристроить ее куда-нибудь еще. И не буду передавать в органы пленку с записью нашего разговора. Может, милицейские чины тоже захотят «договориться» с Кариной. В этом чертовом городишке так тепло, и так много солнца, что всем лезут мысли о легких деньгах. А я не хочу, чтобы из-за меня погибали просто очень жадные люди.
Опять «судьба постучала в дверь». Нужно поменять мелодию в телефоне, а то от этой в голову лезут мрачные мысли.
Я осторожно помолчала в трубку.
— Элка! — заорала труба Бэлкиным голосом. — У тебя все в порядке?
— Бэлка! — догадалась вдруг я. — Это твои быки меня пасут?
— Почему «пасут»? — обиделась Бэлка. — У меня лучшая охрана в городе. Ты не могла их заметить.
— Я и не заметила. Спасибо, конечно. А то я очень заметная мишень.
— Это точно. Хотя, это ты хорошо придумала — таскать с собой козу. Охотиться за бабой с козой, да еще если во всех газетенках ее портреты, очень трудно. Моим парням и работы-то никакой. Они сказали, что за такой цирк готовы сами приплачивать. В общем, у тебя все нормально.
— Если считать, что жива я и моя коза, то да. Бэлка, мне нужен компьютер с доступом в сеть, чтобы выложить один материальчик на сайт Компромат. ru. У меня теперь нет компьютера.
— Фу! — заорала Бэлка. — С этими выражениями обратись к моему администратору, я его предупрежу! — Она продиктовала номер телефона и отключилась.
Только я завела машину, судьба постучала в дверь снова. Я почувствовала себя очень деловым человеком. На этот раз звонил Мальцев.
— Эллочка! — бархатным голосом обратился поэт. — Сазон просит передать, чтобы вы не теряли нас вечером. Мы будем заняты, у нас дела. — Он помолчал и грустно добавил:
— Ночуйте, бля, спокойно.
Все-то обо мне помнят, все заботятся. Нужно вернуть Сазону пистолет, а то, судя по тому, сколько он зарабатывает, оружие может ему пригодиться. Интересно, что за дела могут быть ночью у двух дедов?
Я созвонилась с Бэлкиным администратором, и полдня провозилась в ее офисе, выкладывая на скандальный сайт копию статьи, из-за которой погиб Гарик. Все местные каналы наперебой сообщали об убийстве редактора. На экране то и дело возникала крупным планом его неудобно свесившаяся голова и отвратительно красный галстук. Я все время пыталась рассмотреть, что на нем изображено, но видела только черное маленькое отверстие.
«Убивать приходиться невиновных, просто очень жадных людей», — сказал мне Костян. Колька Серов был честный и неподкупный, но его тоже убили.
Корреспонденты тараторили с экрана о предполагаемых мотивах убийства. Все сходились во мнении, что оно не носит заказной характер и никак не связано с редакторской деятельностью. Газета острых тем не трогала, конкурентом никому не была. Растерянные сотрудники вяло отвечали на вопросы:
— Нет, не видели никого постороннего, нет, не знаем, не помним, не слышали, редко здесь появляемся, всегда на задании… Из кабинета ничего не пропало, даже редкая коллекция автомоделей, которая стоит недешево.
Из Бэлкиного офиса я выбралась только к вечеру в очень скверном настроении. До свидания с Козловым оставался час. Залив полный бак бензина, я выехала на загородную трассу и погнала своего конька-горбунка со всей возможной для него скоростью. Бесшабашная, сумасбродная Элка иногда очень остро чувствует свою неприкаянность и одиночество. Такие приступы я стараюсь пережить наедине с собой. Я запираюсь в своей квартире и не отвечаю на звонки, или уезжаю за город и нарезаю круги по кольцевой дороге. Не то, чтобы я себя жалею, нет — я на себя злюсь. Злюсь, что уже совсем большая девочка, скоро тридцатник, а ребенка не родила, книгу, которую бы издали, не написала. Только и умею — влипать в истории, а потом их расхлебывать. Потом я начинаю злиться на то, что на себя злюсь, попадаю в замкнутый круг и снова влипаю в историю. Влипнуть в историю — лучшее средство от меланхолии.
Я гнала по шоссе «горбатого», выжимая из него все, что можно и думала, что это за штука такая «любовь». Если это то, что берет тебя за горло, хочешь ты этого или нет, то от этого нужно искать лекарство. Не от рака, не от СПИДа, а от любви. Это самая дрянная болезнь на свете. И никто никогда не докажет мне, что за этим лекарством не выстроится самая длинная очередь в мире. «Эй, кто последний?» — крикну я и пристроюсь в хвосте.
85 
