12 
– Пруткина я пристрою Егоровой. – Нора отобрала у Дины многострадальную рукопись и постучала ею о стол, сбивая в аккуратную стопку. – Пруткина отдаем Егоровой, ты отправляешься в отпуск, я увольняюсь, и мы готовимся к празднованию международного дня еврейских блудниц!
– Какого дня? – не поняла Дина.
– Ты же знаешь, что в нашем издательстве Восьмое марта за праздник не признается и является рабочим днем! А почему?
– Почему?
– Да потому что генеральный объявил Розу Люксембург и Клару Цеткин великими еврейскими блудницами! Он не желает праздновать еврейские праздники.
– А сам-то он кто? – фыркнула Дина. – С фамилией Альхимович!
– А то ты не знаешь! – захохотала Нора. – Белорус он! Бе-ло-рус!
Они расхохотались до слез, потому что о болезненности еврейского вопроса у генерального в издательстве ходили легенды.
Дина вдруг поняла, что больше всего на свете хочет в отпуск.
– Суэртэ![2] – весело сказала она и протянула Норе ладонь.
– Суэртэ! – подмигнула ей Нора и звонко ударила по ладони рукой.
Левин вынырнул из воды и, отфыркиваясь, поплыл к борту бассейна.
– Да, брат, отяжелел ты на своем туманном Альбионе! – крикнул с берега поджарый, загорелый, сложенный как бог Клим Титов. – Ты что, в спортзал все эти годы вообще не ходил?!
– Я работал, – буркнул Левин, выбираясь на борт и пытаясь справиться с жестокой одышкой. – Я пахал! Мне не до залов было. Сорок часов в неделю, плюс дополнительные занятия.
– Плюс дополнительные занятия! – передразнил его Клим и ткнул пальцем в живот. – Плюс двадцать лишних килограммов. Вес какой?
– Нормальный, – огрызнулся Левин и попытался улизнуть в душевую.
– Вес какой, я спрашиваю? – железной рукой перехватил его Клим.
– Ну, сто двадцать… пять, – промямлил Левин, с опаской посмотрев на весы, которые стояли неподалеку.
– Кошмар! – схватился за голову Титов. – На сто девяносто семь роста сто двадцать пять килограммов жира! И после этого ты удивляешься, что от тебя сбежала какая-то там Хрэн?!
– Клэр!
– Бицепсов – ноль, трицепсов – минус ноль, вместо пресса – курдюк!
– Бурдюк, – вяло поправил его Левин.
– Я из тебя сделаю человека! Буду гонять как сидорову козу! Массаж, тренажеры, диета и секс!
Хуже проблемы, чем забота Титова о его фигуре, Левин и представить себе не мог. Климу принадлежала сеть модных тренажерных залов и фитнес-клубов. Он являлся профессионалом и фанатом в деле грамотного построения красивого тела. Его клиентами были олигархи с Рублевки и звезды шоу-бизнеса. Поэтому, учитывая глубокую дружескую привязанность Титова к Левину, отвязаться от его услуг представлялось немыслимым, если только не свалить обратно в Англию.
Левину не удалось улизнуть ни в душ, ни в раздевалку. Титов оттеснил его в зал, где гремело железо и где, судя по всему, полагалось тягать штангу. Не уточняя, чем именно нужно заняться, Левин обреченно лег на скамью и с трудом отжал тяжеленный гриф с немыслимым количеством «блинов» на нем.
– Ты пойми, – продолжил свои нравоучения Клим, пристраиваясь на соседней скамье, – все проблемы в жизни от некрасивой фигуры. Будь у тебя правильно прокачанная грудина, твоя Хнурь бы ни за что…
– Клэр! – Левин с грохотом бросил штангу и вскочил со скамьи. – Ее зовут Клэр! Клэр! И не заставляй меня жалеть о том, что я рассказал тебе о ней!
– А вот нервы зависят от пресса, – невозмутимо продолжил Клим, легко тягая штангу вверх-вниз. – У тебя вместо пресса курдюк, значит, и нервы, как у молоденькой психопатки.
– Бурдюк, – простонал Левин. Его глубоко оскорбляло, когда перевирали слова, а Титов это делал с настырностью иностранца.
– Не отлынивай! – заорал Клим. – Еще двадцать пять жимов! Раз, два, три…
Левин лег и начал тягать штангу. У него с детства выработался дурацкий рефлекс беспрекословно слушаться Клима, и Клим бессовестно этим пользовался. От натуги в глазах у Левина потемнело, в висках застучало, а завтрак стал подбираться к горлу. Пожалуй, если злоупотреблять такими занятиями, то мозг превратится в мышцу и проблем с эмоциями станет гораздо меньше…
– Пять, шесть, вдох, выдох…
Титов был невыносим. Как тупица-прапощик на плацу. Но слушаться его стало делом давней привычки, и не от слабохарактерности, а от признания Клима более хватким и устойчивым в этой жизни.
– Семь, восемь! Если бы ты прокачал квадрицепсы, ни одна сволочь не рискнула бы продать тебе квартиру второй раз! Кстати, как дела с осадой жилплощади?
12 
