очень нудно 
71 
— Пусть ждет, — приказал комтур и обратился к фон Мейссену: — Ну, что ты посоветуешь, брат?
— Предоставьте епископа мне, — сказал синеглазый, недобро усмехнувшись, — и, ручаюсь вам, он уйдет удовлетворенный.
Какое-то время старый Конрад и молодой беловолосый крестоносец мерили друг друга взглядами. Великий комтур сдался первым.
— Хорошо, — сказал он. — Но мальчишка должен остаться здесь, а этот Флориан — убраться восвояси, и чтобы я дольше его не видел.
— Будет сделано. Эй, кто там, позовите сюда Альберта. И поживее!
Менее чем через час епископу Флориану было передано, что его ждут в большом зале замка.
Мадленка, хоть ей и строго-настрого запретили попадаться послам на глаза, ускользнула из своей комнаты и спряталась в соседнем зале, за дверью. Оттуда ей был прекрасно виден Боэмунд фон Мейссен, развалившийся в кресле великого комтура. На столе перед Боэмундом лежало блюдо с темным виноградом, выращенным кудесником Маврикием, и крестоносец отщипывал от кисти ягоды и отправлял их в рот, нимало не заботясь о том, какое впечатление это производит на окружающих. Губы его от винограда сделались совсем лиловыми.
Мадленка подозревала, что мстительный Боэмунд замыслил в отношении ее какую-то пакость и ей хотелось бы знать, какую. Она бы не удивилась если бы он приказал, к удовольствию Флориана снять с нее живьем шкуру, чтобы получить обещанные двести золотых флоринов. Именно поэтому она и томилась тут, в закутке за дверью, подсматривая в щель между петлями.
Кроме Боэмунда, в зале осталось с десяток рыцарей, в их числе фон Ансбах и хронист. Альберт, новый оруженосец Боэмунда, получил от своего господина приказание и удалился. Через какое-то время он вернулся и сообщил, что все сделано; только тогда Боэмунд велел впустить епископа.
Наконец появился Флориан в сопровождении всего четырех человек свиты. Заметно было, что пастырь бодрится, хотя ему явно не по себе. Он осведомился, где великий магистр.
— В отъезде, — был ответ.
Флориан спросил тогда о великом комтуре.
— Он болен, — сказал Боэмунд.
— Я полагаю… — начал епископ и умолк.
— Со всем, что их касается, вы можете обратиться ко мне, — сказал Боэмунд, глядя на него в упор.
— Ах, да. — Флориан достал два скатанных в трубку письма, с обоих концов запечатанных сургучом. — Простите, не знаю вашего имени, господин…
— Комтур Боэмунд фон Мейссен.
Мадленка заметила, как Флориан вздрогнул и побледнел. Вид у него, когда он узнал, с кем разговаривает, и впрямь сделался самый жалкий. Он молча отдал письма и отошел назад. Про себя Мадленка отметила, что Боэмунд даже не предложил ему сесть.
Одно письмо, очевидно, было от князя. Боэмунд бегло пробежал его глазами.
— Хм, — сказал он, — князь Диковский так же слаб в латыни, как и прежде. — Официальная переписка того времени часто велась именно на этом условном языке. Боэмунд передал послание Киприану и взялся за второй свиток. — Ха! Печать короля! Что же нам пишет старая лиса?
— Прошу вас… — несчастным голосом начал Флориан, теряясь. Боэмунд пригвоздил его к месту взглядом и развернул свиток.
— Пахнет язычеством, — заметил он с усмешкой, поднеся свиток близко к носу.
Хронист не смог сдержать улыбки. Сердце Мадленки пело от восхищения. «Большой, конечно, негодяй… но как держится!»
— Все то же самое, — проворчал светловолосый красавец Боэмунд, отдавая Киприану письмо короля. — Итак, вы непременно желаете заполучить этого… этого… — Он щелкнул пальцами, словно никак не мог вспомнить, о ком именно шла речь.
— Он назвался Михалом Краковским, — поспешно сказал Флориан, — но мы отнюдь не уверены, что это его истинное имя. Убийца княгини Гизелы должен быть наказан, и не к лицу таким рыцарям, как вы, укрывать его и оказывать ему гостеприимство.
Сердце у Мадленки упало, потому что Боэмунд на каждое слово епископа кивал с задумчивым видом.
— Рыжий мальчик лет пятнадцати, росту среднего, — повторил он нараспев, — что там еще? Глаза карие, зубы неровные, был одет в черную куртку и коричневые штаны… Вы уверены, что это он?
— Абсолютно уверены, — твердо сказал епископ. — Князь Август Яворский даже назначил награду за его голову любому, кто приведет его живым или мертвым.
— И много? — с деланным безразличием спросил омерзительный крестоносец, отправляя в рот очередную ягоду.
— Двести золотых флоринов.
71 
