23 
Но что я могла ему рассказать? Что через несколько дней у меня будет заграничный паспорт? Тогда он вообще покой потеряет, еще в милицию заявит о моей пропаже, станет меня разыскивать, я же отлично знала Мишку.
– Хорошо, – согласилась я. – Приезжай к центральному рынку, прямо сейчас, к главному входу.
Я не могла поступить иначе. Если он поймет, что я от него прячусь, то нафантазирует себе бог знает что. Особенно я боялась милиции. А вдруг в интернате уже наводили обо мне справки, может, кто видел, как я с этим офицером зашла к нему в подъезд? Нет, мне просто необходимо встретиться с Мишкой, чтобы хотя бы знать, не искали ли меня. Да и его успокоить надо. Познакомить его с Евой, объяснить Мише, что наша поездка в Москву действительно связана лишь с моей матерью…
– Все. Еду, – услышала я его вздох. – Смотри мне…
Я улыбнулась. Да, через несколько дней жизнь моя, возможно, круто изменится, я буду в Москве… И что меня там ждет, встречу ли я мать, не встречу, но Ева теперь уж точно не отпустит меня, я нужна ей, иначе ничего бы не было… Но Миша останется связующим звеном между моей прежней жизнью и новой, и, пока он жив, я буду знать, что у меня есть человек, на которого я всегда смогу положиться. Так я буду чувствовать себя увереннее, спокойнее. И его звонок – тому подтверждение.
Я тихо вошла и встала за спиной Евы, мягко и быстро перебирающей тонкими пальцами по клавиатуре компьютера, и шепнула ей на ухо:
– Сейчас Миша придет. Он все равно не отстанет, мы встретимся с ним у рынка, и я приведу его сюда.
– Да-да, конечно, – тихо отозвалась Ева, не отрывая взгляда от экрана, где я успела только краем глаза увидеть быстрое движение строки. Потом, заметив, что я не ухожу и жду от нее более весомого, осмысленного ответа, она, словно очнувшись, одним нажатием пальца сменила текст на картинку (букет роскошных, похожих на бело-розовую пену пионов) и с искусственной улыбкой повторила:
– Конечно, приводи его сюда, познакомимся… Я же понимаю, он твой друг, влюбленный в тебя мальчик, было бы неестественно порвать с ним отношения, даже подло в какой-то степени… Собственно говоря, я ждала этого.
И все равно я чувствовала, что она напряжена, что думает о чем-то своем, невеселом, и никакая улыбка не обманула бы меня – в ее глазах я прочла страх…
– У тебя неприятности?
– Да нет, все нормально. – Она снова попыталась улыбнуться, но ничего из этого не вышло. Она сидела за компьютером в широких домашних зеленых брюках, просторной белой майке, ее густые светлые волосы были стянуты на макушке резинкой. Слабый цветочный аромат ее духов напомнил мне выпускной… Я вдруг поймала себя на том, что нахожусь в квартире совершенно чужого мне человека, и даже оторопь взяла… Но, вспомнив офицера и словно почувствовав тошноту и боль (сцены насилия, цепляясь друг за друга, сомкнулись на размытой картинке: я сижу за столом, а этот мерзавец кормит меня с вилки свекольным салатом, после чего меня выворачивает наизнанку…), поняла, что другого выхода у меня не было. К тому же Ева нравилась мне, я начала постепенно привыкать к тому, что мы теперь постоянно вместе, это уже и не тяготило меня…
Глава 18
Рыночная площадь плавилась под солнцем. В глазах рябило от ярких летних цветов, овощей, фруктов… Обливаясь потом, сидели на деревянных ящиках садоводы и продавали красную и розовую клубнику, здесь же, на ящиках, стояли пластиковые емкости с бледно-зеленым недозрелым крыжовником, высились горки стручкового гороха… Вдоль серого здания рынка вытянулся ряд торговцев цветами. Я медленно шла, разглядывая обрызганные водой розы, нюхала их, даже трогала нежные лепестки, словно собираясь купить букет…
Мишу увидела не сразу. Не узнала его, так коротко он был острижен, да и лицо сильно загорело. Он был во всем белом, и я чуть не расхохоталась. Мне всегда казалось, что мужчины, носящие все белое, выглядят слишком уж призывно, смешно…
Я подошла и поцеловала его в лоб, потерлась щекой о его щеку, губы, неосознанно, инстинктивно, как животное, вернувшееся в свою стихию после плена, словно говоря: я вернулась, смотри, со мной все хорошо, я спокойна и рада встрече. И он прижал меня к себе и поцеловал в шею, уткнулся лицом в мое лицо, снова, теперь уже более решительно, мелко-мелко поцеловал, где успел, где смог, и я видела, как он рад видеть меня, как счастлив, что я не обманула его, что пришла и что мне нечего от него скрывать. От него пахло горячей кожей, солнцем, какой-то парфюмерной горечью, мылом. Воротник его рубашки, жесткий, новый, ерзал по моей щеке, когда он уже и не знал, как меня обнять, как покрепче прижать к себе. На нас смотрели, как на любовников, встретившихся после долгой разлуки. Жанровая картинка из жизни молочной спелости подростков…
23 
