очень нудно 
51 
Лицо Терлецкого хранило маску приятного равнодушия.
— Возможно. Так что вам угодно?
— Мне угодно, чтобы вы назвали заказчика этого букета, — сказал Родион, улыбаясь приятнейшим образом. — Он ваш постоянный и ценный заказчик, скорее всего, отпускаете ему в кредит. Меня интересует его фамилия, и только.
— Это невозможно, — в ответ улыбнулся Терлецкий. — Мы не раскрываем имен своих клиентов. Наша репутация превыше всего.
Стало приятно, что о нем так заботятся. Лебедев перестал отворачиваться и глядеть в воротник пальто. Но Ванзаров был иного мнения.
— Вынужден просить нарушить ваше правило, — сказал он. — От вашей репутации не убудет. Об этом никто не узнает.
— Невозможно, — последовал спокойный ответ.
— В таком случае ваш хозяин получит официальную повестку явиться для дачи объяснений в сыскную полицию. Вдруг там, совершенно случайно, окажутся репортеры, которых такая новость порадует: Ремпена на допрос вызвали.
— Так что же вы сразу не сказали, что из полиции!
Терлецкий стал сама любезность, хотя куда уж больше.
— Этот заказ был сделан господином Основиным, — заявил он, глядя ласково и нежно. — Наш постоянный заказчик.
— Неужто Иван Васильевич? — не удержался Лебедев.
Приказчик целомудренно прикрыл глаза.
— Ваш добрый знакомый? — шепнул Родион. — Кто таков?
— Да какой там добрый, так, здороваемся при встрече. Статский советник, служит в Министерстве просвещения. Инспектирует столичные гимназии и прочее…
— Инспектор дарит роскошные букеты? Неплохо, как видно, дела в народном просвещении пошли.
Лебедев только плечами пожал. Человек умеет жить, что поделать, не всем так везет на государственной службе. Некоторые из крови и трупов не вылазят.
— Что-нибудь еще? — спросил Терлецкий, изо всех сил стараясь не слушать чужой разговор.
— Где найти посыльного, что букет доставил?
Как ни хотелось приказчику показывать темные пятна на светлой репутации фирмы, но с полицией не поспоришь. Ванзарова проводили в кладовку и указали на молодого человека, свернувшегося калачиком. Он спал прямо в пальто, сдвинув на глаза помятую шляпу. И сам был помят до неприличия.
— Мы его совсем увольнять собираемся, — словно оправдываясь, сказал Терлецкий.
— Пьет?
— В том-то и дело, что нет. Совсем обезумел. Скажу по секрету: как тот букет доставил, так и пропал до вечера. Думали — не вернется. Но вчера под утро явился — в образцовом виде. Отправил с заказом. Отнес и пропал на полдня. Потом явился, взял срочный заказ — и не дождались. Сегодня утром чуть свет приходит, наглаженный, чистый. Я ему доставку выдал. Приказал туда и сразу назад. Так он часа четыре где-то шатался и явился в таком виде. Давно надо было выгнать. Жалко дурака. Но если такое поведение повторится, жалость не остановит.
Приказчик ожидал от сыскной полиции вердикта: правильно поступил или как.
— Всегда он… — начал Ванзаров. — Как звать?
— Казаров, Иван. Отчество не знаем…
— Всегда Казаров был такой странный?
— Как вам сказать… — Терлецкий замялся. — Раньше только жалованье на цветы тратил. Хозяин запретил. Думали, приторговывает. Так ведь нет! И все молчком.
— Подождите в салоне… — попросил Родион и, как только Терлецкий вышел, громко сказал: — Казаров, проснитесь!
Иван вздрогнул, приподнял шляпу и, слепо моргая, уставился на незнакомую фигуру, видневшуюся черным силуэтом.
— Чего вам? — пробормотал он.
— Чего так барышни повешенной испугался?
Казаров вжался в мешки, на которых спал:
— Кто вы? Что вам надо? Оставьте меня…
Для посыльного юноша разговаривал слишком правильным и чистым языком.
— Я не причиню вам зла, — сказал Родион. — Если нужно — помогу. Расскажите, что вы видели.
— Ничего не помню… Забыть все… Весь ужас… Пожалуйста, оставьте меня…
Обделав кое-какие делишки с Терлецким, пока никто не видел, Аполлон Григорьевич заглянул в кладовку:
— Это что за цветок завядший?
Юноша вскочил и закричал:
— Оставьте меня! Не прикасайтесь! Это жестоко! — Он кинулся в проем и выбежал из магазина.
— Экие нежные посыльные стали… — сказал Лебедев, отправляя леденец на зуб. — Что это с ним?
— Что-то нервное, — ответил Родион. — Букет успели заказать? Все в порядке? Значит, делать в цветочном царстве больше нечего.
51 
