66 
Людмила залпом выпила рюмку водки и занюхала душистым ломтиком черного хлеба.
– …Она ушла. Я открыла ее дорожную сумку и на самом дне нашла то, что искала. Он был завернут в маленькое кухонное полотенце. И вот теперь, когда пистолет оказался у меня, я уже не боялась умереть. Оставшись в квартире, я изучала устройство пистолета, пока не поняла, что он заряжен и готов выстрелить в любую минуту. Я даже представила себе, как мой муж, мой родной Коля, заряжает его, чтобы не случилось осечки, чтобы она, эта гадина, застрелила меня наверняка. Понятное дело, пистолет был с глушителем. Этой сучке очень повезло: хозяйка, у которой мы снимали квартиру, ее не видела. Так получилось, что за квартиру платила я, о том о сем разговаривала с ней тоже я… То есть, если бы Аля меня укокошила, соседка сказала бы в милиции, что я была одна. Вот так!
Если бы ты только знал, как я нервничала, ожидая ее! Просто сходила с ума. Я же еще ни разу никого не убивала. И вдруг слышу – пришла. Тихонько так открыла дверь (я специально оставила ее незапертой), слышу – разувается… Подумала еще тогда: зачем разувается-то? Может, для того, чтобы потом было легче избавиться от следов своих сапог? Затем входит в комнату, лицо злое, красное, смотрит на меня молча, потом, все так же не сводя с меня глаз, опускается на колени перед своей дорожной сумкой, роется там, говоря при этом, что у нее болит голова и ей нужно достать какие-то таблетки, долго роется, уже не смотрит на меня, тяжело так дышит, никак не может найти то, что нужно. Потом, быть может, она все-таки поняла, что произошло. Поднимается с колен и смотрит на меня. Говорит – не нашла, мол, таблетки. Но я-то знаю, что именно она не нашла! И вдруг слышу, как она шипит: «Сука!..» Это я – сука, представляешь? А руки у нее – в перчатках. Чтобы на пистолете не оставить отпечатки пальцев. Но пистолет был уже давно в моих руках, с тех самых пор, как я услышала ее шаги за дверью. И на мне тоже были перчатки. И я выстрелила. Я тоже действовала по инструкции Коли, который говорил тогда ей по телефону: спокойно целься прямо в сердце… Перед тем как выстрелить, я сказала ей что-то очень грубое, но сейчас уже не помню что… Конечно, я для храбрости выпила. Что было потом, тоже помнится смутно… Она упала. И, как мне показалось, со страшным грохотом. Словно не женщина легкая, а стеклянный тяжелый скелет. Рухнула, как разбилась! Я осмотрела ее одежду, мало ли… нашла записку и телефон. И вдруг поняла, с кем она встречалась. Чагин. Знакомая фамилия. Кажется, это какой-то ее родственник. Я не могла не воспользоваться ситуацией, тем более что приблизительно знала, где находится улица, указанная в записке. Пистолет жег мне карман. Я поехала по адресу, поднялась по лестнице и сунула пистолет за батарею, быстро вышла – и все. Теперь я была свободна и, главное, жива… А тот, кто примется искать убийцу, пусть подумает: почему пистолет – именно там? Главное – отвести от себя подозрение. Потом я с почты позвонила домой и сказала своему благоверному, что убила Алевтину, что я все знаю и что он должен всем говорить: мол, я дома. Я припугнула его тем, что записала их телефонный разговор. И он пообещал мне молчание. Я, дура, подумала, что теперь уж он точно в моих руках…
Людмила затянулась сигаретой и выпустила дым в лицо своему безмолвному «гостю».
– Э-эй! Ты как? Живой? Понимаю, тебе не очень-то интересно все это. Но я все-таки дорасскажу. После того как я избавилась от пистолета, я села в машину, отъехала на соседнюю улицу и всю ночь проревела в тачке. За окном шел снег, а мне казалось, что это падает на город сама смерть… Утром я поехала за шубами. Все делала как во сне. Летела по заснеженным улицам, заправлялась бензином, что-то ела по дороге, кажется яблоки… Я до сих пор не понимаю, почему они запланировали убить меня именно в Москве, в той квартире, а не в машине. Но, думаю, для того, чтобы никто не заподозрил Алевтину. Хотя теперь этого никто уже не объяснит. Когда тело Алевтины привезли и Коля узнал о похоронах, я поняла, что проиграла: он не станет молчать, расскажет все… Я знала, что он пьет на складе – один, поминает свою любовь, и ради того, чтобы избавиться от меня, от убийцы своей ненаглядной Али, он способен на все. После кладбища, где я должна была появиться обязательно, тем более что мне важно было, чтобы меня там видели, я вернулась на улицу Рахова; нарисовалась и там, среди поминающих… Потом вышла из квартиры, спустилась, села в машину и поехала на рынок. Уверена, что меня никто не видел. Все сидели за столом и что-то ели, пили, нахваливали селедку, купленную, между прочим, – вдруг оживилась она, – на мои деньги!.. Рынок – совсем рядом, три минуты езды. Я сразу пошла туда, на склад. Шел снег, на рынке уже никого не было – короткий день… Я знала, как пройти туда, чтобы меня никто не увидел. Нашла мужа в подсобке, где он спал, рядом храпел пьяный сторож… И я убила Колю. Просто представила себе, что сжимаю горло гуся. Вот только не спрашивай меня, почему именно гуся… не знаю! Но я не могла допустить, чтобы он, задумавший мое убийство, избавился от меня, засадив за решетку… Вот так. Хочешь знать, что было потом? Я быстро вернулась на улицу Рахова, забрала к себе девчонок с поминок, где все чуть не передрались, и мы напились, расслабились… И я внушила себе, что ничего не знаю – ни кто убил Алевтину, ни кто удушил Колю. Я старалась вести себя как обычно. Даже предлагала им шубы. Мол, похороны похоронами, а жизнь-то продолжается, купите, девочки, шубы по дешевке. И мне тогда было совсем не страшно. Вот только сейчас мне становится не по себе, когда я вспоминаю их обоих – Колю и Алю – и понимаю, что больше никогда не увижу их… Скоро похороны Коли. Но я постараюсь взять себя в руки. А что еще остается делать? Ты все молчишь? А тебе не страшно, черт бы тебя подрал?! Или ты такой же слизняк, как и Коля? Ты боишься меня? И правильно! Уж лучше, чтобы меня боялись, чем я кого-то. И все равно я выиграла, потому что я – живая. А теперь я пойду спать. Потому что я тебя придумала, тебя нет, и мне некого бояться. Завтра я позвоню одной сволочи и попробую найти замену Алевтине, не стану же я в такой мороз торчать на рынке…
66 
