24

Чагина выпустили только через четыре дня – ровно столько времени понадобилось Аникееву, чтобы с помощью своих саратовских коллег разыскать Людмилу Григорьеву и добиться от нее признательных показаний. Он сам лично допрашивал ее в тесном и душном, прокуренном кабинете прокуратуры. Задавая наводящие вопросы и используя лишь основную версию Дины Караваевой плюс пятьдесят процентов блефа, он заставил ее признаться в совершении двух убийств. Григорьева, судя по ее внешнему виду, последние дни сильно пила, а потому чувствовала себя отвратительно, ее постоянно тошнило, и она без конца требовала от Аникеева сигарет и холодного пива. Еще она рыдала, материлась, часто сморкалась в огромный клетчатый платок (Аникеев подумал еще, что этот платок она наверняка покупала мужу), и под конец она физически так расклеилась, что ее под конвоем отправили в туалет…

Дина все это время страдала в одиночестве в ожидании звонка от Аникеева – расставаясь, он пообещал позвонить ей в случае какого-то определенного результата. Она видела: он благодарен ей за помощь, а чек с бензиновой станции, доказывающий, что Григорьева выезжала из Саратова и заправлялась в Москве, рано или поздно сыграет свою решающую роль. Кроме того, Дина почему-то была уверена, что среди бумаг и вещей Людмилы непременно обнаружатся и другие доказательства ее причастности к убийству. Большие надежды она возлагала на свидетельские показания людей, которые не могли не заметить такую колоритную личность в здании, где размещался офис Чагина. Кроме того, Людмилу могли заметить, когда она входила на территорию рынка, где ее все знали в лицо. Понимая, что Людмила находилась в возбужденном состоянии, Дина надеялась, что она, не имеющая опыта в подобных делах, запросто могла проколоться и в другом, но для доказательства ее вины, по мнению Дины, все равно требовалось время.

В конце третьего дня ожидания, думая только о Чагине и о том, что же еще возможно сделать для его освобождения, она буквально подскочила, когда раздался телефонный звонок. Схватила трубку в надежде услышать голос Аникеева и была несколько разочарована и удивлена, когда поняла, что это Маша. Она звонила уже из Фаро, говорила, что добралась нормально, немного простыла, правда, но температура уже спала, так что все нормально. Конечно, спросила, есть ли новости. Дина сказала, что Аникеев вернулся в Саратов, хочет проверить некоторые факты. Она не хотела раньше времени обнадеживать Машу, понимая, как будет глупо выглядеть, если все сорвется и ее предположения окажутся ложными. Розмари снова заговорила о деньгах, о том, что поговорила с Одетт и та пообещала помочь ей в случае, если придется нанять адвоката.

– Пойми, Дина, я не могу оставить его. Ведь он, даже спустя столько времени, был готов помочь мне и собирался заплатить за мое лечение. Как же я могу поступить с ним иначе? Пожалуйста, не принимай это так, как если бы я испытывала к нему нечто большее. Поверь мне, я люблю своего мужа, речь идет о другом… Прошу тебя, не изводи себя ревностью, я уверена, что и Володя тоже любит не меня, а только себя в своей любви ко мне, а это разные вещи. Кроме того, мне думается, что не случайно все сложилось таким образом, что мы с Чагиным так и не встретились, хотя оказались в одном городе. Ты появилась на улице Рахова одна, понимаешь? Его не было даже на похоронах Али. Судьбе было угодно, чтобы мы разошлись. Я понимаю, мои слова сейчас мало что значат для тебя и тебе понадобится еще какое-то время, чтобы разобраться в своих чувствах и понять, что за человек Володя, но все равно, прошу тебя: не отказывайся от своего счастья, Володя – тот человек, на которого можно положиться, постарайся забыть о том, что он был когда-то женат. Не знаю, зачем я говорю тебе это…

– Возможно, ты переживаешь за него… – прошептала, глотая слезы, Дина. – И тебе хочется, чтобы он наконец успокоился. Ты все еще неравнодушна к нему…

– Да нет, все не так, поверь мне! – кричала Розмари в трубку, и Дина представила себе, как она стоит с телефоном в каком-нибудь укромном месте, чтобы ее никто не мог ни видеть, ни слышать, даже ее все понимающая свекровь с красивым именем Одетт. – Просто я чувствую свою вину, можешь ты наконец понять или нет?!

  67