очень нудно 
53 
– Свекровь, – поправила я. Проза жизни наваливалась на меня с катастрофической необратимостью.
– Ну, без разницы. Поехали.
– Подожди. Я совсем не готова знакомиться с твоими родителями, – испугалась вдруг я. – Не для того я бросила свою мамулю, чтобы теперь огрести твою.
– Да плюнь ты. Мы с ней и сами не ладим. Но у меня есть своя комната, и мы имеем полное право там перебиться, пока не придумаем что-то поинтереснее.
– А мы всю зиму будем в Питере? – уточнила я.
– Скорее всего. Куда в такой холод дергаться?
Мы пошли куда-то по Невскому. Я всю жизнь провела в Москве и о наличии в мире других городов догадывалась, только перелистывая учебник географии и лениво прислушиваясь к телевизионным научно-популярным передачкам (типа «Вокруг света»). Питерская генеральная линия потрясла меня своей неопрятностью и узостью. Неубранный снег затруднял движение, машины чуть ли не наезжали на людей, так были узки тротуары, по крайней мере в сравнении с московскими проспектами. Старинные красивые особняки уродовали облупленная штукатурка и наскальная живопись «наших». Как-то не смотрелась зарисовка «Алиса – Кинчев», «Панки – ХОЙ» или «Виктор Цой fARevar» на старинных стенах, несших отпечатки времен великих людей и влиятельных родов, богатства и старины.
– Хорош глазеть. Мы пришли. Вот парадная, – дернул меня за руку Лекс.
Я замерла, думая о том, стоит пытаться понравиться свекрови или не стоит. Потом решила, что в том виде, в котором я есть, понравиться более или менее нормальной свекрови нельзя. А далее вспомнила свою мамусю и подумала, что такое сокровище, как мой Лекс, не могло вырасти на здоровой почве. Так что шансов на адекватную свекровь у меня практически нет.
– Ты идешь? Я устал, – рявкнул Лекс, и я зашла в парадную.
Уж не знаю, кто придумал называть подъезды парадными. Наверное, дореволюционные аристократы. А прислуга, завладевшая путем преступлений и террора их особняками, решила поиграть в дворян. И с тех пор весь Питер заходит домой через парадные. Только они совсем не выглядят парадно. Отбитая плитка оголила старый серый кирпич, впитавший сырость и гниль. Из подвала оглушал запах плохой канализации. Перила в парадной обожжены и скручены в так называемый бараний рог энтузиастами, приложившими молодецкую силу куда попало. Наверх вели серые скошенные ступени, сколотые, а местами и вовсе разбитые. Потолки испещрены кружевами обвисшей штукатурки. И последние штрихи – желтые разводы протечек, черные пятна от факелов из селитры, которыми и в Москве балуются подростки.
– Что ты плетешься?
– Сейчас. Я немного волнуюсь.
– А это ты зря.
– Как ее хоть зовут?
– Ванесса Илларионовна.
– Как? – чуть не упала я. Это ж мне никогда не выговорить.
– Ванесса Илларионовна.
– Чудесно. И я должна с ней жить.
Мы позвонили в дверь. Ключей у Лекса не было, так как последний раз он навещал свою сложно именуемую мать год назад. Тогда они немного пожили вместе, потом душевно поругались, и на прощание любящая мать попыталась уничтожить сыночкин паспорт, но смогла лишь порвать лист с пропиской. Не до конца, надорвала только. И стибрила ключи.
– Чтоб ноги твоей не было в моем доме, сволочь! – кричала при этом она.
– Это я тебе сейчас ноги выверну! – не оставался в долгу Лекс, но до членовредительства дело не дошло, он только немного помахал перед ее лицом раскаленными щипцами для завивки волос, и все. Засим они мирно расстались на год. Лекс поведал мне об этой бытовой драме, пока мы стояли у закрытой двери. Время было позднее, практически ночь, и ждать пришлось прилично. Наконец недовольный женский голос идентифицировал нас, и сим-сим открылся.
– И что вам тут надо? – недовольно, с гордым видом вопрошала высокая и еще довольно красивая женщина. Надо же, какая конфета родила Лекса. Даже седина ее не портит. Понравиться такой даме захотелось со страшной силой.
– Мы приехали тут переночевать. Позволь тебе представить, это Алиса. Моя жена.
– Кто? – задохнулась и закашлялась мадам.
– Жена. Показать паспорт? Хотя ты ведь паспорта не переносишь.
– Хамишь?
– Ни в коем разе, – ерничал Лекс.
– Ну проходите, – решила вдруг проявить чудеса гостеприимства Ванесса Илларионовна.
– Элис, сваргань чайку, – бросил Лекс и быстренько юркнул в ванную, оставив нас с акулой наедине.
– Кухня там, – махнула в сторону двери с матовым стеклом она.
Я прошла на малюсенькую кухню, в которой идеальная чистота перемежалась явными признаками нищеты. Дешевая тюлька на окне желтела явно не первый десяток лет. Газовая плита была ее ровесницей. На подоконнике теснились пустые банки и луковицы, растущие из обрезанных пакетов молока. На маленьком столе лежала симпатичная, хоть и копеечная, скатерть. Я водрузила на газ громоздкий желтый чайник, перепачкавшись копотью.
53 
